Гражданская война. Миссия России - Дмитрий Абрамов

По всему фронту, растянувшемуся аж на четыреста верст, начался отход белых армий. Остатки вооруженных сил Юга России откатывались все далее и далее от Ростова на Кавказ по трем направлениям. Добровольческий корпус уходил через станицу Тимашевскую к нижнему течению Кубани на Таманский полуостров. Донская армия шла на Екатеринодар и Новороссийск. Кубанская – на Майкоп и Туапсе. Отступление усилило разложение армий и вызвало панику в тылу. Но Деникина все еще не оставляли надежды на «пробуждение» и подъем Кубанского казачества, как это было в конце «ледяного похода» 1918 года. По той же аналогии генерал рассчитывал, что в войсках еще сохранилось крепкое ядро – Добровольческий корпус.

Порой казалось, что оживает прошлое. Ведя арьергардные бои, дроздовский полк во главе с полковником Туркулом пробивался сквозь конные массы противника. Красные стремились зажать его железным кольцом и покончить с дроздовцами. Но Туркул вновь и вновь стремительно сворачивал полковые колонны, строил полк в каре и под барабанный бой и флейты вел дроздовцев в штыковую. Красных отбрасывали с большими потерями с обеих сторон…

Много чему научились у белых красные командиры, вспоминая и реализуя опыт Гражданской войны в грядущих войнах. На дворе-то был уже 1920-й.

* * *

Женя со слезами охватила плечи мужа в серой шинели. Слезы сами текли рекой. А с ними слова радости и вопросы.

– Милый, я знала, что ты живой. Мне явилось это… Я молилась…

– Все хорошо, родная. Я приехал за вами…

– Милый, Кирюша, ты по-прежнему в армии? Но у тебя красная звезда на фуражке и нет погон…

– Да, Женя, я у красных. Ничего не оставалось делать, чтобы увидеть вас и быть с тобой.

– И тебе поверили?

– Да, милая. Но теперь я не Космин. Запомни, мы с тобой теперь Изгнанниковы.

– Я все поняла. Но все ж какая странная и трагическая фамилия теперь у нас!

– Трагическая? Как и все, что происходит ныне с Россией. Думаю, придет время, и наши потомки утратят ее…

Еще в Москве Кирилл посетил храм, исповедовался у священника, рассказав ему о том, в каком положении он оказался с первой женой. Батюшка выслушал его внимательно и, скрепя сердце, благословил венчаться второй раз. На следующее утро после приезда в Кадом он и Женя тихо и незаметно обвенчались в городском соборном храме. Из Москвы Кирилл привез бутылку водки. Они выпили на радостях, закусив хлебом и картошкой с солью. Расцеловали маленькую Наташу и стали собираться в столицу.

* * *

Решив использовать левый берег Кубани как последний рубеж обороны, генерал Деникин 17 марта отдал директиву армиям переправиться через реку и закрепиться за рекой. Однако устоять на левобережье белым армиям было уже не суждено. Развал достиг такого уровня, за которым следовали лишь наплевательское отношение к приказам начальства и спасение собственной шкуры. За Кубанью белые армии, не оказывая никакого сопротивления, просто побежали на юг. Кубанская армия, совершенно дезорганизованная, разрозненными отрядами откатывалась к Туапсе, уводя с собой мирное население, не желающее принять советскую власть. Донская – перемешалась с добровольцами и всем табором, порой с женами, детьми и скарбом на возах, уходя от красных, двигалась к Новороссийску. Приказ главнокомандующего – занять оборону на Таманском полуострове и стоять там до последнего – канул в Лету, как мертворожденное дитя. Второй раз за годы Гражданской войны низовья Кубани и Таманский полуостров видели столь массовое отступление бессчетного количества военных и гражданских с семьями и без семей на Кавказское побережье Черного моря. Только в 1918 году туда отступали красные, а в 1920-м туда бежали белые. Новороссийский порт неудержимо влек к себе расстроенные и побитые остатки белогвардейских войск.

Это были дни крушения всех надежд и честолюбивых замыслов генерала Антона Ивановича Деникина, позволившего себе возомнить себя спасителем России. Последнее, что оставалось ему исполнить перед долгом и совестью, – спасти остатки армии и мирное население, поддерживавшее белых эти годы. И он отдал приказ на эвакуацию войск из Новороссийска в Крым…

Улицы и площади Новороссийска забиты до отказа, запружены возами, телегами, артиллерийскими передками, брошенными орудиями, автомобилями, бронемашинами. Крики, шум, ругань. Пьяные драки и между солдатами, и между офицерами. Вооруженные и невооруженные люди, в форме с погонами и в штатском, священники и монахи, женщины и дети бегут, несут, катят, тащат – и все в сторону порта. А разрозненные части белых армий, теснимых красными, все прибывают и прибывают в город. Красным уже никто почти не оказывает сопротивления. Начальником «обороны» Новороссийска 26 марта назначен генерал Кутепов. Он лично докладывает Деникину, что в частях Добровольческого корпуса царит крайне нервное, возбужденное настроение и недовольство. Оно не дает возможности оборонять город и продержаться до следующего дня. Но и при эвакуации, погрузке на корабли порядок обеспечить невозможно никакими силами. К ночи город необходимо оставить при любых обстоятельствах…

Никогда не сможет потом забыть бывший главнокомандующий Юга России, как давились «его войска» у трапов перегруженных судов. Ясно было, что многих красные не помилуют, а сразу без суда и следствия «прислонят к стенке» здесь же в порту. Перед лицом надвигающейся смерти в душах и сердцах значительной части людей проснулись низменные чувства борьбы за существование. Так начинался великий «исход» старой, патриархальной России за пределы своих границ.

«Много звериного чувства вылилось наружу перед лицом нависшей опасности, когда обнаженные страсти заглушили совесть и человек человеку становился лютым врагом», – со скорбью писал впоследствии об этих событиях Деникин. И лишь несколько сотен человек были способны оказать сопротивление и погибнуть здесь, в порту, прикрывая бегство своих соратников.

Но тысячи других, понимая, что не достойно человеку спасать свою шкуру в часы великих потрясений Родной страны, со скорбью, болью и печалью, опустив оружие, стояли па пирсе, в порту и смотрели на перегруженные корабли, отваливающие от причалов и берущие курс на запад – в порты Крыма. Они не бежали, не спешили спастись, они молча ждали своей участи и молились. Красные одержали верх. Белое дело обрекло их на поражение. Они были уже не нужны белым. Сопротивляться красным тоже не имело смысла. Они оставались с Россией и теперь уже принимали ее такой, какой она стала. Пропасть легла и стала расти между теми, кто уходил, и теми, кто оставался. А корабли, распаляя топки котлов, угольными дымами чернили небо и стонали, ревели тревожными, прощальными гудками. Среди людей, что остались с Россией, был и Петя Усачев – уже бывший поручик бывшей русской и белой армий. Он стоял и молча плакал тихими и скупыми мужскими слезами. Винтовка и портупея с наганом лежали у ног. А руки его сами собой рвали погоны с плеч серо-голубой офицерской шинели…

В числе последних А. И. Деникин вступил на борт русского миноносца «Капитан Сакен». Сопровождал его только начальник уже не существующего штаба генерал-лейтенант И. П. Романовский. Миноносец рвануло вперед от удара винтов о воду, и он, слегка покачиваясь на волнах, взял курс на запад. Очертания Новороссийска еще виднелись резко и отчетливо. Что творилось там?…