Сыщик для феи - Владимир Свержин

– Он сначала горланил, – вяло оправдывался хозяин гостиницы, – песни орал непристойные. А у нас, сами понимаете, почтенная публика. Лучший отель в городе, вот стража и приказала ему заткнуться.

– И что он? – опустошенно разглядывая безлюдную «камеру», вздохнул я.

– Не унимался, стервец! – пожаловался Щек. – Пришлось стражнику зайти в чулан и надавать ему тумаков. Только тогда и заткнулся.

– Ну да, конечно, – отрешенно усмехнулся я. – И как только он замолчал, стража радостно перестала обращать внимание на то, что происходит за дверью. Именно этого парень и добивался.

– Экий ухорез[15]! – в тон мне согласился хозяин. – А то ведь вот еще что учудил! Вы давеча повелели его накормить, так он нет чтоб благодарность свою изъявлять, паршивец, вилку спер!

– Угу, – я поднял глаза на высаженный переплет окошка, – вилкой-то он раму и расковырял. Хорошая небось вилка была?

– Хорошая, – пожалился субурбанец. – Еще от прежнего хозяина оставалась.

– Ладно, – я почти безразлично махнул рукой, – ловить его уже бесполезно. Да и в конце концов, побег только подтверждает его алиби.

– Это как? – удивился стоящий за моей спиной Вадим. – С каких понтов?

– Всякий человек, живший в этой гостинице, знает, что сад, а именно туда выходит окошко чулана, охраняется горгульей. Наш рыжий тоже об этом был извещен. А этот, судя по тому, что решился на побег, – нет.

– Так ведь я же горгулью-то грохнул! – видимо, не уразумев, в чем суть моих слов, вновь заговорил Злой Бодун.

– Да, – согласно кивнул я, – но в тот момент, когда человек, которого мы ищем, покидал гостиницу, горгулья была еще жива. А сообщение о ее смерти на столбах не расклеивали. Так что, выходит, этот рыжий совсем не тот рыжий, а вообще совершенно другой.

– Тогда откуда же у него в натуре Машине зеркальце? – не унимался славный витязь.

Я молча пожал плечами и добавил:

– Теперь мы скорее всего этого не узнаем. Ладно, пошли наверх. Полагаю, хоть этот отмороженный фигурант в ближайшее время никуда не убежит.

* * *

Солнце, совершая привычный круг, по пути закинуло пару лучей в наше распахнутое окно, чтобы напомнить господам оперативникам, что очередной рабочий день никто не отменял. Судя по расслабленной фигуре Делли, прикорнувшей в высоком резном кресле, для нее начало трудового дня означало лишь окончание не менее трудовой ночи. Рядом с ней на узкой складной кровати, доставленной по приказу Щека Небрита в наши апартаменты, без чувств лежал секретарь господина хранителя королевской печати, бледный и недвижимый, как ватная кукла. Но, что радовало, определенно живой.

Тихо, чтобы не разбудить фею, мы с Вадимом привели себя в порядок и даже вознамерились почистить запыленную во вчерашних странствиях обувь и одежду, однако застали ее уже вполне готовой к носке. Вышколенная гостиничная прислуга хорошо знала свое дело.

Отправив славного витязя побродить по городу, послушать, не толкуют ли что-нибудь полезного для следствия на «базаре», я возвратился в номер с твердым намерением начать разгребать накопившиеся за вчерашний день странности. К моему возвращению Делли уже была на ногах, и только тени, залегшие под глазами, свидетельствовали о бессонной ночи.

– Как успехи? – поприветствовав боевую подругу, спросил я, указывая на распластанного в белоснежной постели юношу.

– Опасность миновала, – вздохнула Делли. – Но мальчик еще очень слаб. Никто сейчас не сможет сказать, сколько продлится его забытье.

– Угу, – криво усмехнулся я. – Ценный свидетель у нас образовался! Общительный. Если ты еще скажешь, что после спячки у него может случиться потеря памяти, я и вовсе буду считать нашу ночную прогулку… Ну, не знаю, процессом воспитания должного подобострастия у ночной стражи.

Фея печально наклонила голову.

– Что, я прав?! Господи, ну не томи, скажи что-нибудь вразумительное!

– Дело в том, – безрадостно заговорила Делли, – что сейчас мы имеем перед собой лишь внешнее проявление неведомой магической силы. Однако о том, чья это сила, можно только догадываться.

– А в чем разница-то? – пожал плечами я.

– Разница огромная. Шишига, скажем, над всякой сыростью и слякотью хозяин. Только чистая вода ему не под силу. А в человеческом теле кровь заморозить или же вскипятить для него – плевое дело. Однако, если жертва его сразу не погибла, в чувство ее привести не так уж сложно. С доппльгангером совсем беда. Ежели при виде тебя он вспыхнет, да и изойдет совсем, то все тепло, весь жизненный огонь из двойника его вышел. От жара того доппль и сгорает. Так что отогревай тебя потом, не отогревай – пустая морока! Все равно что свечой в зимнюю ночь мороз разгонять. Но Прокоп-то по сию минуту дышит, стало быть, хоть малая толика живого тепла в нем сохранилась. Встречник[16], тот тоже может дыхание заледенить. Но встречник вихрем несется, и коли не по твою душу, то скорее всего только простудой злой отделаешься.

– Ну хорошо, – согласно кивнул я. – А с нашим-то по внешней симптоматике что?

– Да как бы не волшебная палочка, – грустно ответила фея. – Мурлюкские волшебные палочки из анчибалового корня делаются да в настое сон-травы вымачиваются. Так вот, коли им живого человека коснуться, сон его будет глубок да сладок, и где явь, а где новь – перепутается. Так что ежели и очнется Прокоп, то что в его словах будет правда, а что кривда – он и сам может не знать.

– И что, ничего нельзя с этим безобразием сделать? – не на шутку переполошился я.

– Попробуем, – пожала плечами фея. – Коли талисманы защитные часть темной силы на себя забрали, глядишь, все еще обойдется. Но будить его при всем том – ни-ни! Ни в коем случае! Пусть солнце его греет да лелеет. Оно ему само шепнет, когда срок просыпаться настанет.

– Что ж, пусть хоть так, – махнул рукой я, смиряясь с мыслью, что допросить «задержанного» в ближайшее время не удастся. – Но ты-то, ты его знаешь. Расскажи, что за птица нам на голову рухнула.

– Охо-хонюшки-и! – маетно вздохнула кудесница. – Уж птица так птица! Брат это Машеньки нашей!

– Кто?! – переспросил я, оторопев от этой новости.

– Молочный брат, – уточнила фея. – Матушка его, Юлея, дочь Панкратьева, кормилица наследницы, солнышка нашего ясного. Я Прокопа, почитай, с того дня как Машеньку знаю. Они же вместе росли. Колыбельки их вот так вот рядом стояли. – Делли сдвинула руки, чтобы показать, как близко находились кроватки молочных родственников.

– Угу. Очень интересно. – Я потер переносицу, стараясь привести в порядок разбежавшиеся после неожиданного сообщения мысли. – Делли, радость моя, а что ж ты раньше мне об этом молодом человеке ни словом, ни полусловом не обмолвилась? – Я собрался было устроить капитальный разнос безответственной сотруднице, но она, всплеснув руками, заговорила с напором и едва ли не с возмущением: