По ту сторону мечты - Юлия Цыпленкова

— Я люблю этот рисунок, — сказала она. — Вышло очень красиво.

— Это верно, — кивнула я. — Очень красиво. Кто же его рисовал?

Мне даже подумалось, что она сейчас скажет, что нарисовал ее сын, когда был еще ребенком, и потому мать бережно хранит его. Однако каанша ответила:

— Рисовальщик из другого тагана. Мой сын приглашал его для того, чтобы он нарисовал всех нас.

— Он мастер, — соврала я, не моргнув глазом.

— Да, — важно ответила Селек.

На другом портрете был изображен, конечно же, Архам. Его я опознала по челыку. Да, стоит пояснить, что из себя представляет головной убор каана, раз уж так часто упоминаю его. Так вот ничего общего с короной или просто венцом он не имел. Скорей, это была остроконечная шапка из кожи, похожая на шлем, только без наносника, но с небольшими наушниками и отороченная узкой полосой меха. Еще была бляха из белого металла, на которой красовался символ тагана Зеленых земель. Ничего величественного в челыке не было, но и эти мысли я оставила при себе. Даже Танияру не говорила. Это их традиции, и не мне фыркать и диктовать изменения. Хотя бы пока меня об этом не попросят.

А вот портретов жен каана не было, по крайней мере, в гостиной. Зато имелся единственный пейзаж. Он тоже больше поминал детский рисунок, но нарисованный всё же более реалистично. Это были холмы, те самые, по которым вели саулов с дальнего выгона. Я легко узнала их. Я могла бы похвалить это полотно с большей искренностью, но не стала этого делать, полагая, что для обитателей дома важней все-таки их портеры, потому просто констатировала:

— Хорошо вышли холмы.

— Да, — снова кивнула Селек и устроилась в одном из низких деревянных кресел.

Я последовала ее примеру. В гостиной сейчас были мы одни. В трапезной с нами сидел и Архам, но пока он к нам не присоединился. Возможно, его мать хотела что-то сказать мне наедине, а может, каан сам не желал присутствовать здесь и развлекать гостью брата, имевшую подозрительные зеленые глаза. Впрочем, меня это волновало мало. Моей целью была именно Селек, а она не отходила от меня ни на шаг.

Пока никаких важных разговоров не происходило. За ужином мы вели светскую беседу ни о чем. О зиме, о лете, о том, как мне живется в Иртэгене, нравится ли мне здесь. Я охотно отвечала, но когда понимала, что мы подходим к неудобным вопросам, уводила разговор в сторону, то расхваливая дом, то спрашивая о здоровье домочадцев, а то перебиралась к дочерям каана. Отвечала мне в основном Селек, Архам лишь иногда произносил скупые фразы, и мне всё больше казалось, что он тяготится моим визитом.

Это вызвало живейшее любопытство. Что именно было каану не по сердцу? Как я уже говорила, мое спорное происхождение или же то, что я гостья его брата? А может, было что-то еще? К примеру, ему не нравилось, что мать вновь пытается навредить Танияру? Хотелось бы в это верить, потому что тогда был шанс вытащить наружу истинное отношение к брата к алдару. И в то, что где-то в глубине каанского сердца еще дремлет под слоем залы память о том, что когда-то они были связаны не только одной кровью, но и дружбой, тоже хотелось верить. Однако до таких открытий и откровений было еще далеко, и потому я просто приняла негостеприимное поведение хозяина дома.

И пока мы остались наедине с главной паучихой Зеленых земель, я с вежливым интересом и улыбкой рассматривала ее. Селек, должно быть, было лет пятьдесят и выглядела она весьма недурно. Если бы меня просили определить возраст женщины на взгляд, то я дала бы ей не больше сорока, а может и около того. Моложавая, внешне приятная и опрятная. Ее волосы были заплетены в косу и скручены на затылке. Ожерелье из золотых пластин с чеканкой покоилось на полной груди, обтянутой тканью простого платья, богатство которого составляла разве что только вышивка.

Приятные черты лица портили только тонкие губы, передавшиеся и сыну. Светлые голубые глаза смотрели прямым взглядом, и в них ясно читался ум. На устах блуждала ответная улыбка. Держалась Селек спокойно и уверенно. Она была госпожой, и это легко угадывалось в горделивой посадке головы, в самой ее расслабленной, но не вальяжной позе. А еще в этой женщине угадывалась властность, и именно это позволяло поверить, что она способна не только напакостить сопернице и наговорить сыну гадостей на отца и брата, но и составить настоящую интригу и управлять людьми, приближенными к ней. Действительно умная, и оттого очень опасная женщина. Достойный противник, сильней, чем я предполагала.

Я потупила взор, чтобы мое изучение персоны старшей каанши не выглядело вызовом. Пусть думает, что пересмотрела меня. И чтобы еще больше подчеркнуть преобладание ее воли над моей, я поерзала в кресле, продемонстрировав чувство неловкости. И после того, как начала озираться, чтобы не встречаться с ней глазами, Селек нарушила молчание, и я поздравила себя с тем, что верно поняла затянувшуюся паузу — меня испытывали и давали ощутить, кто здесь хозяйка положения. Каанша была удовлетворена моей растерянностью, а я тем, что она в нее поверила.

— Танияр хорошо заботится о своей гостье? — спросила Селек.

Я посмотрела на нее и снова улыбнулась:

— Танияр — гостеприимный хозяин, — ответила я.

— Да, наш алдар щедр, — произнесла каанша. — Он привез много красивых платьев из Курменая. Только он туда и ездит. И знает, чем порадовать женщину.

Признаться, я насторожилась, ощутив подвох. Увидеть его не смогла, пока не смогла, но внешне удержала благожелательное выражение на лице и ответила:

— Я бы хотела побывать в Курменае. Танияр говорил, что там красиво. А ты была в Курменае, Селек?

— Нет, я люблю свой таган, — сказала она, но мне вдруг почудилось, что вопрос задел женщину. — Он красив и богат. Что хорошего в Курменае? Платья?

— Озеро, — улыбнулась я.

— Зато у них нет наших холмов и лугов, — заметила Селек.

— Холмы хороши, и луга, — не стала я спорить. — Но разве не любопытно посмотреть на то, что есть в других таганах?

— Нет, мне нелюбопытно, — неожиданно резко ответила каанша, но сразу же поспешила улыбнуться, чтобы скрыть внезапное раздражение, а я поняла.

Она хотела побывать в Курменае, наверное, не только там. И мне подумалось, что это стало ее несбыточной мечтой, потому что сначала в родном тагане ее держал муж и маленькие дети, а потом страх потерять власть, пока будет отсутствовать. И среди достопримечательностей Курменая она в первую очередь упомянула платья…

А следом пришла иная мысль. Уж не баловал ли Вазам Эйшен дорогими подарками, которые не получила его первая жена, к примеру, платьями, сшитыми курменайскими мастерицами? И если это так, то поводов для ревности у Селек хватало. Тогда это минус Вазаму, если не сумел распределить внимание между двумя своими женщинам, раз уж одной не обошелся. Хотя…

Если первая жена никогда не была им любима, или успела быстро разочаровать, а вторая… «Мама была очень доброй». Да, в сравнении с честолюбивой и заносчивой Селек Эйшен должна была казаться чистой родниковой водой, и потому муж мог ее баловать, но пренебрег женщиной, которую привел в дом первой. За то и ненавидела старшая каанша мать Танияра, за то измывалась и мстила, пока совсем не избавилась от соперницы. А потом хотела забрать себе всё, чему завидовала, но Танияр не отдал. Зато забрала челык для сына и сама всем заправляет.