Лекарь-возлюбленный - Маша Моран

Призрак давно умершего модника. Он дрожал, как пар горячего дыхания на холодном воздухе. 

— А молодой гос-с-сподин с-сам с-с-себя пор-ре-е-езал… каков хитр-ре-е-ец… 

По телу прошла ледяная дрожь. Призрак все видел. Он знает! Это именно он был тем дуновением и тенью, что я заметил в своем доме. Он… 

Я резко обернулся и посмотрел на Рэйдена. Он хмурился, сжимая губы и втягивая щеки. Как быстро он поймет? Он ведь не глупец. 

Но Рэйден вдруг взмахнул рукой, обдавая меня ароматом осенних цветов и дождей:

— Кыш! Хватит подглядывать, бесстыдник! 

Призрак рассмеялся, вынудив из складок ханьфу веер:

— Бесстыдство у вас обоих на уме-е-е. — Он хихикнул и прикрыл веером нижнюю часть лица: — Давайте уже… давно я не видел ничего интерес-с-сного… А на вас страсть как хочется посмотре-е-е-еть… Вы же точно придумаете что-нибудь горячее… как в былые времена… 

Рэйден изящно поднялся на ноги и бросился к ширме, замахиваясь на призрака подхваченной с пола подушкой. 

Призрак рассмеялся и начал растворяться в воздухе, превращаясь в расплывающуюся по бумаге кляксу.

— Вот же мерзавец… — Рэйден заглянул за ширму, а когда вышел, его щеки алели соблазнительным румянцем, видным даже в темноте. 

Я сглотнул комок в горле:

— Кто это? 

Придерживая подол, он снова сел рядом со мной:

— Дух Ширм. Он подсматривал за вами во время вашего купания. 

— И за многими он так шпионит? — Я боялся сказать лишнее слово, чтобы не выдать себя. 

— За всеми, кто может его… развлечь… 

Ничто в его голосе и виде не говорило, что он понял. 

— Он прервал нас. — Я снова лег на живот, погружаясь в объятия запаха Рэйдена. Его постель… узкая, жесткая, холодная. Постепенно согревающаяся теплом моего тела. Тут не хватит место двоим. Только если один не будет сверху другого. Я лежал там, где лежит ночами он. О чем он думает? Что представляет, засыпая? Что ему снится? И что он делает, если не может уснуть? Гладит ли себя? Ласкает ли? 

Боги… о чем я думаю?! Но воображение уже рисовала обнаженные бледные плечи, с которых сползло тонкое одеяло. Изящную руку, словно в танце, скользящую вниз. Смутные очертания ее движений у бедер. Он не женщина! 

Но мне уже было все равно. Единственно важным было то, что моя кожа соприкасалась с простынями, которые касались его тела. 

Возбуждение вспыхивало в животе взрывающимися звездами и растекалось лавой по всем клеткам тела. 

— Сейчас нельзя… — Голос Рэйдена звучал приглушенно и тягуче, обволакивая меня болезненно-сладким предвкушением. — Вы ранены… 

Я снова приподнялся на локтях, глядя в его отстраненное фарфоровое лицо:

— Это всего лишь несколько порезов. 

Одним зачаровывающим движением Рэйден поднялся:

— Ложитесь… — Мягко шурша подолом, он скрылся в своей мастерской, за длинными занавесями, а когда появился вновь, нес в руках поднос с горящей свечой, крошечным кувшином и чашкой. 

На этот раз он сел возле моего лица, опустившись на пол движением самой искусной сароен в Доме Услады. Боги, он был одним чарующим искушением и обещанием всех самых горячих грехов, какие только могут быть. 

Придерживая рукав, Рэйден наполнил ароматной жидкостью чашку и, держа двумя руками, подал мне, слегка поклонившись. Словно мы были на чаепитии. 

— Выпейте это, и боль утихнет. 

Я забрал чашку и одним махом выпил сладкую прохладную жидкость. 

— Значит, мы заключили сделку? Я даю вам уроки столичной жизни, а вы играете мне и… помогаете… расслабиться. — Я отдал ему чашку. 

Рэйден кивнул, забирая ее и тут же отдергивая руку, словно боялся прикоснуться. 

— Да… 

Его голос отдался в ушах странным эхом и поплыл, прячась в темных углах комнаты. Лицо лекаря подернулось сизой дымкой, и запах цветов усилился. 

Меня повело, все вокруг начало расплываться. 

Осознание пришло горячей волной злости и почему-то обиды:

— Что вы мне дали?.. 

Он надавил ладонью на мое плечо, и я не смог сопротивляться легкому, почти невесомому прикосновению. 

— Восстанавливающее средство. Вам нужно поспать и отдохнуть. Во сне раны заживут быстрее, и вы сможете дать отпор всем своим врагам… 

Его голос звучал все тише и дальше. 

Я упал щекой на подушку, пытаясь держать глаза открытыми. Но демоново зелье оказалось сильнее, утягивая меня в холодную туманную бездну. 

Протянул руку к маленькому предателю, но нащупал лишь его призрак.  

Катарина не дышала. Задержав дыхание, следила за тем, как успокаивающий напиток действует на господина Вана. Легкие жгло огнем, боль в закушенной губе пульсировала, но Катарина терпела. Терпела, сходя с ума от бешеного стука сердца. 

Он уснул? Она несмело тронула посланника за плечо, но он никак не отреагировал. Теплое дыхание выравнивалось, становясь спокойным и размеренным. 

Катарину бросило в жар и холод. В животе потянуло, а в горле образовался ком, который она никак не могла сглотнуть. 

Она дала ему напиток, чтобы он наконец отдохнул, чтобы позволил ранам хоть немного затянуться. Чтобы выспался после бессонной ночи, которую провел с ней, а не с ненавистной Айми.

И чтобы самой получить передышку и все обдумать. 

Но вместо этого оказалась в ловушке…

В ловушке своей призрачный власти над безвольным посланником. 

Сейчас Ван Лин принадлежал только ей. Ни Айми, ни другим вздыхающим по нему девушкам, слушающих рассказы сароен с открытыми ртами. Сейчас он был только ее. 

Пальцы дрожали от волнения и страха, когда Катарина протягивала руки, чтобы снять с его волос длинную ленту и простую деревянную шпильку.

Его волосы тут же разлились черным шелковым озером. Гладкие блестящие пряди рассыпались по плечам и спине, скользнули кончиками до поясницы с двумя соблазнительными ямочками. 

Катарина до сих пор дрожала и не могла совладать с тем притяжением, которое от него исходило. Каждая клеточка его тела словно манила ее, взывала, ждала ее ласк и прикосновений. 

Его кожа была немного светлее согретой солнцем кожи жителей крепости и все же темнее ее собственной. Несколько длинных шрамов расчерчивали тело выпуклыми линиями. Но от этого Ван Лин выглядел еще мужественнее в ее глазах. 

Его веки дрожали, а черные прямые и короткие ресницы напоминали стрелы, готовые вот-вот сорваться с туго натянутой тетивы.

С огромным трудом Катарине удалось задавить желание скинуть ханьфу и прижаться к нему, но всему остальному противиться она не могла.