Зона поражения - Леонид Смирнов

— Охрана! Мне плохо! Помогите! —Слышно было, наверное, на весь карцер.

В камере тотчас раздался недовольный голос надзирателя:

— Ну, что там еще? Хватит придуриваться. Заткнись, не то мы тебя «полечим».

— Мое лекарство…— прохрипел Непейвода, — …осталось на корабле… У меня легочный полип…— ему не хватало воздуха, он задыхался. — Без инъекции я умру…

— Хватит врать, гаденыш! — вдруг отчего-то разъярившись, заорал голос. — Это мы уже проходили! Все хотят сбежать! Вот сдохнешь — тогда поверим, — убавив обороты, произнес он с усмешкой.

— Помогите…— еле слышно просипел Двунадесятый Дом и закашлялся, забился в конвульсиях. Трети клеточек, остававшихся в комбинезоне, пришлось сыграть трудную партию.

Надзиратели появились минут через пять, когда Дом уже перестал шевелиться. Долго оглядывали камеру сквозь прозрачную стену. Затем один из них открыл дверь и, с опаской глядя на пленника, вошел внутрь. Второй остался в коридоре со станнером наизготовку.

Обер-надзиратель Кох подошел к неподвижному телу арестованного археолога. Красные и белые полосы делали его комбинезон похожим на клоунский наряд. Карантинщик ткнул Непейводу в бедро носком тяжелого башмака с магнитной подошвой. Никакой реакции. Тогда он пнул его по ребрам. Арестант даже не застонал.

— Эй, ты! — встревожено окликнул обер-надзиратель. — Сдох, что ли? — Пропитанные конфискованным на «Оболтусе» самогоном мысли ворочались с трудом, но даже сейчас он был способен понять: начальство по головке не погладит. Черный археолог скопытился слишком рано.

И тут у Коха меж лопаток побежали мурашки. Сзади кто-то стоял, играя пальцем на спусковом крючке. И это был отнюдь не его напарник. Обер-надзиратель медленно обернулся. Волосы встали дыбом. Большое, круглое, черное дуло обреза было направлено ему прямо между глаз. А сам обрез держал в руках Пол Мучача, один из лучших искателей кладов Млечного Пути.

Труп Мучачи Рудольф Кох самолично выбросил в пустоту еще лет десять назад. С тех пор страшное, обезображенное пытками лицо черного археолога много раз виделось ему в кошмарах. Когда обер-надзиратель пропускал ток через тело Мучачи, тот кричал, что еще вернется и отплатит за все. Грозили карантинщикам многие, но поверил Кох только этому живому мертвецу. Последние годы обер-надзиратель не ложился спать без снотворного.

— Ты это… как? — выдохнул Кох.

— В детстве я был хорошим мальчиком. Я и сейчас никогда не вру. Обещал прийти — и вот он я, — ощерив в улыбке обломки зубов, произнес Мучача и нажал на спуск.

Из дула вылетел рой пронзительно гудящих ос-убийц, каждый укус которых смертелен. Вот только смерть наступает не сразу. Несколько часов укушенный испытывает невыносимые мучения, но сознание не теряет. Особый токсин блокирует эту спасительную реакцию нервной системы.

Ноги Коха подкосились, и он бухнулся на колени.

— Н-не… Н-не…— шептали побелевшие губы.

— Да, да, — улыбался мертвец. — Непременно.

— Что с тобой, Руди? — удивленно воскликнул второй надзиратель, которого звали Боб Ордан. Он не видел никакого Мучачи, Просто его напарник вдруг обернулся, начал разговаривать сам с собой, а теперь и вовсе стал на колени, словно решил помолиться. Кох не ответил. Он не слышал Ордана, он уже был мертв. От испуга сердце лопнуло в его груди.

Непейводе дорого далась эта процедура. Чтобы достать «пугач» из кувшина, ему пришлось опустить в воду слепленную из клеточек конечность. И треклятые «мураши» насосались, назюзюкались до свинячьего визга. Придется пока оставить их в камере.

Потом он нацелил «пугач», мысленно произнес волшебное слово, и тот заработал… Вобрав ментальное поле обер-надзирателя, «пугач» засветился ярче, вроде бы даже стал крупней. Чего не скажешь о Двунадесятом Доме, который на время потерял полкило «мурашей». Держа в вытянутой руке «пугач», Непейвода стал ждать, и через две минуты все было кончено.

Испугать второго надзирателя оказалось еще проще: больше всего на свете Боб Ордан боялся свою тещу Аглаю Петровну, от которой, собственно, и сбежал в крепость «Запор-4». Вошедший во вкус «пугач», который мог материализовывать затаенные страхи любых разумных существ, немедля испек желчную, разгоряченную коньяком мадам в распахнутом домашнем халате и в тапочках с помпонами на босу ногу. Ее тонкие губы кривились, когда она выдавала одну язвительную остроту за другой. Ее прищуренные глазенки раздевали своего зятька, находя в нем один жуткий изъян за другим.

Она издевалась над ним как могла, унижая его мужское достоинство, жалкий умишко и всех его ничтожных родственников и предков — по третье колено включительно.

«Пугач» воплотил подлинного гения психологической пытки, великого специалиста по мучению своих жертв, и казнь была страшна. Аглая говорила зятю какие-то обидные, но вроде бы не смертельные вещи, и в эффектных жестах ее не было ничего угрожающего, но это на сторонний взгляд. Для Ордана наступил конец света. Спрятаться было некуда, помощи ждать не от кого. Теща отрезала пути к отступлению и продолжала атаковать, с каждой фразой набирая обороты. Она била его в самые уязвимые места, и он дергался от снайперских ее попаданий, как от настоящих пуль.

От страха Боб Ордан описался и во время нервного спазма проглотил язык. Он так и умер от удушья, хрипя и булькая на полу коридора. И тем самым доставил своей теще массу дополнительного удовольствия.

Удивительное зрелище предстало глазам троих надзирателей, когда они ворвались из дежурки в коридор карцера: стремительно несущийся по полу бурый ковер муравьев нес на себе странную перламутровую раковину и станнер. Двое оцепенели на мгновение, и этой заминки хватило живому ковру, чтобы преодолеть разделявшее их пространство. Третий успел выстрелить, но, даже потеряв сотни клеточек, Непейвода ни на миг не замедлил свой бег.

Теперь «пугач» настолько окреп, что разом смог напугать до смерти всех троих. Каждый из карантинщиков увидел свое. Тот, который стрелял, полосуя из бластера стену, целился в инопланетное чудовище. А потом, чувствуя, как чудовище начинает пожирать его заживо, снес себе полголовы.

В теле другого стремительно проросли споры хищной водоросли, превращая орган за органом в смрадное желе. У него, как и у Коха, взорвался «мотор» — сердце не может выдержать такой ужас.

Третий карантинщик в детстве страдал клаустрофобией, и теперь болезнь возродилась за один миг. Тесный коридор крепости убивал его. Надзирателя начало рвать, он ползал на коленях, сжимая виски и издавая звериный вой. Потом ему стало не хватать воздуха, и он бился головой о переборку. Когда карантинщик замер на полу, на титанитовой обшивке переборки остались кровавые кляксы…

У каждого был свой ад, но кончились кошмары одинаково: три трупа лежали на полу неподалеку от выхода из карцера. Бронированная дверь была закрыта, но Двунадесятый Дом, забрав у мертвеца электронный ключ, беспрепятственно просочился внутрь крепости.

И тут случилось непредвиденное. Когда Непейвода приказал «пугачу» перейти в режим ожидания, тот вдруг запылал красным огнем и сжег нервные узелки ближайших к нему клеточек. «Пугач» больше не хотел подчиняться хозяину — он решил сожрать всех.