Династия Романовых. Загадки. Версии. Проблемы - Фаина Гримберг

Очень кстати, в 1820 году, Константину был наконец-то дозволен развод с женой, и тут же он получил разрешение на брак со своей польской возлюбленной, графиней Иоанной Грудзинской. Сам по себе этот брак еще не лишал его права на престол, однако Александр обнародовал манифест, согласно которому супруге Константина присваивался титул княгини Ловицкой, она не имела права именоваться по мужу великой княгиней, лишалось этого права и возможное потомство. То есть даже в случае своего воцарения Константин не мог сделать свою супругу императрицей и дети их не могли бы ему наследовать (впрочем, детей у них не было). Однако еще раз повторяем, официального права наследовать престол Константин не лишался. Позволяя Константину брак с Грудзинской, Александр мог стремиться и приобрести доверие польской аристократии. Забегая вперед, скажем, что, когда в 1830 году произошло в Польше известное антироссийское выступление, Константин и его супруга были просто изгнаны из Варшавы. Подавить восстание «своими силами» Константину не удалось. В 1831 году он умер в Витебске в качестве «частного лица». Смерть его произошла от желудочно-кишечного заболевания. Неужели от отравления?

После объявления о смерти Александра Москва и Санкт-Петербург присягнули Константину, бывшему тогда в Варшаве. Тотчас явилось известие об отречении Константина. Однако официально это отречение, датированное 1823 годом, было обнародовано лишь через несколько дней после 14 декабря. Тогда же и присягнули новому императору, Николаю I. В момент смерти Александра находился с Константином в Варшаве самый младший брат, Михаил Павлович. Действительно ли отречение было подписано вследствие договора между Александром и Константином, знал ли об этом Николай, установить, вероятно, нельзя…

Итак, воцарение Николая ознаменовалась некоторым намеком на династическую «смуту» и открытым антиромановским выступлением 14 декабря. На Романовых восстали не Рюриковичи или Гедиминовичи, не сами Романовы; но, можно сказать, государственный организм. Государственной структуре, которую Романовы столь энергически взращивали, они же теперь начали мешать развиваться дальше.

Но сдаваться они не намеревались! Что же произошло 14 декабря 1825 года? Дело в том, что воцарение императора должен был утвердить Государственный совет. Разумеется, это была всего лишь формальность. Государственный совет утвердил воцарение Константина и спокойно далее утвердил воцарение Николая. И вот тогда «декабристы» вывели на Сенатскую площадь несколько полков, требуя соблюдения законности, то есть точного следования закону, регулировавшему престолонаследие. И тут они потребовали введения конституции, которая стала бы гарантом соблюдения законности. Следующим шагом должна была стать ликвидация монархии «конституционным путем», проведение мероприятий наподобие выборов и референдума.

Предприятие декабристов не могло увенчаться успехом. «Страшно далеки они были от народа»? Естественно, они имели свободный доступ к европейскому образованию, «Андрюха» – нет. Интересно, что в тридцатые годы XX уже века оформится в СССР массовая «мирская» культура. Но даже в конце восьмидесятых годов население по-прежнему не будет готово психологически к демократическим преобразованиям в стране, поскольку свободный доступ к образованию европейского уровня все предшествующие годы был закрыт. Как результат: «демократы» и сегодня «страшно далеки от народа»…

Однако выступление декабристов безусловно явилось для Николая Павловича потрясением. Впервые на Романовых поднялось «их» государство! И Николай сомневался в своей победе. В центре своей столицы ему пришлось применить против своих подданных пушки. Выступление было подавлено. Однако ясно было, что это лишь начало и что необходимы специальные меры для того, чтобы не давать «этому развиться»…

Очевидцы вспоминали неподдельный испуг, охвативший самого Николая, его жену и мать. Когда сделалось ясно, что выступление подавлено, Николай вошел к семье, бледный, но торжествующий, обнял и расцеловал жену, мать и маленького сына (будущего императора Александра II).

Но, расправившись с носителями идей национального единения, Николай, судя по всему, задался целью подчинить сами эти идеи, заставить национальную доктрину служить династии Романовых. Но для этого нужно было иметь при себе умных и одаренных государственных деятелей. Уже Александр I в конце своего царствования возвращает из ссылки Сперанского и назначает его членом Государственного совета. При Николае I Сперанский был назначен членом Верховного уголовного суда по делу декабристов, и далее – членом Секретного комитета по крестьянскому вопросу. Под руководством Сперанского издается «Полное собрание законов Российской империи». Он получает титул графа и высший имперский орден – орден Св. Андрея Первозванного. В свое время попытка Сперанского европеизировать законодательные органы империи вызвала резко негативную реакцию. Вспомним Карамзина – 1811 год – «О древней и новой России». Был ли Карамзин не прав, утверждая своеобразие развития России и неотделимость этого своеобразия от института крепостничества? Нет, напротив, он был прав. Империи подобного рода во всех ее модификациях необходима значительная степень закрепощенности населения. Государство увеличивается посредством приращения все новых и новых территорий, но, например, свободное передвижение внутри страны должно быть крайне ограничено…

Какое развитие российской государственности возможно в дальнейшем? Ответ и сегодня один: покажет будущее…

Уже при Николае приходится Сперанскому определенным образом лавировать, отождествляя императора и государство как таковое. Фактически уже обосновывается правление императора в качестве, скорее, диктатора, нежели монарха. «Слова «неограниченность власти», – пишет Сперанский наследнику Александру Николаевичу в своих «Беседах о законах», – означают, что никакая другая власть на земле, власть правильная и законная, ни вне, ни внутри империи не может положить пределов верховной власти российского самодержца. Но пределы власти, им самим поставленные, извне – государственными договорами, внутри – словом императорским, суть и должны быть для него непреложны и священны. Всякое право, а следовательно, и право самодержавное, потому и есть право, поскольку оно основано на правде. Там, где кончается правда и где начинается неправда, кончается право и начинается самовластие. Ни в каком случае самодержец не подлежит суду человеческому: но во всех случаях он подлежит, однако, суду совести и суду Божию». И далее: «…в силу основных законов империи Государь в России является источником не одной лишь законодательной, но и исполнительной власти, ибо, как гласит 80-я статья этих «Законов», власть управления во всем ее пространстве принадлежит Государю».

Графу Уварову, министру, в функции которого входило наблюдение за состоянием учебных заведений, гуманитарной науки, удалось вывести новую формулу имперского бытия, знаменитое – «Православие, самодержавие, народность». С одной стороны, эта формула поражает абсурдностью. Ведь «самодержавие» (монархия) несовместима с «народностью» (приматом национальной доктрины). Подчеркивание же «православия» отделяло, казалось бы, от Европы и объединяло с отсталыми в культурном отношении христианами Балканского полуострова. Но не следует недооценивать эту формулу. В ней уже очевидно зерно преображения монарха в диктатора, уже отчетлива идея национальной доктрины на службе диктатуры. И, наконец, сочетание дотрины супернационального единения с общностью вероисповеднической существенно обосновывало «права» России на Балканский полуостров.