Шесть секунд до взрыва - Лев Пучков

После экзекуции побитый натянул форменную куртку и, шатаясь, уселся за стол, бездумно глядя вперед и вымучивая улыбку, хотя было очевидно, что он вот-вот упадет в обморок.

– Мужчина должен уметь переносить боль, – глубокомысленно заметил по этому поводу Имран, вместе с нами присутствовавший при наказании. – Этот слабенький. У нас есть бойцы, которые после сорока палок спокойно шли обедать и при этом ухмылялись, почесывая спину! Вот это настоящие воины…

На территории полка постоянно поддерживался идеальный порядок – за все время я не обнаружил ни одного брошенного окурка. Мы заходили в несколько домиков, в которых располагались спальные помещения, и я с удивлением обнаружил там образцовую обстановку казармы: тщательно заправленные кровати с натянутыми в струнку одеялами, выровненные по полоскам в ногах; свежебеленые стены, вымытые начисто дощатые полы и, я чуть в обморок не упал, при входе на подоконнике – Общевоинские Уставы ВС РФ!!! Вот это номер…

Посчитать количество бойцов полка оказалось достаточно легко, хотя на вопрос Тэда о численном составе Вахид важно выпятил губу и сообщил, что такого рода сведения составляют служебную тайну. Всего на территории лагеря располагались двадцать небольших казарм, в каждой из которых проживали по 12 человек. Итого, без учета потерь, больных и управления, полк насчитывал 240 бойцов. Однако могли бы себе статус попроще определить – по численности хозяйство Вахида Музаева тянуло только на кастрированный батальон.

За три дня нашего пребывания личный состав «Мордаса» ни разу не собрался в кучу. Хотя, ориентируясь на педантизм командира и приверженность его к порядку, можно было ожидать, что мы увидим ежедневные общеполковые вечерние поверки.

– Более половины личного состава постоянно находится на операциях и в рейдах, – разрешил мое недоумение по этому поводу Имран. – И потом, мы проводим общеполковые построения только в экстренных случаях. Например, когда нужно расстрелять кого-нибудь из провинившихся бойцов. Это бывает крайне редко. Вечерние поверки мы не проводим вообще, так как каждый командир отделения головой отвечает за боеготовность вверенного ему контингента и в случае несанкционированного отсутствия кого-либо из бойцов обязан немедленно доложить по команде. В противном случае его ожидает суровое наказание.

– Расстрел? – приколол я начальника штаба.

– Ну зачем расстрел? Не обязательно, – невозмутимо ответил Имран. – Мы можем просто выгнать провинившегося из полка и подвергнуть его обструкции по месту жительства. Это хуже, чем расстрел…

Как одно из проявлений высокой воинской дисциплины можно было отметить подчеркнуто трепетное отношение командования полка к соблюдению подчиненными установленной формы одежды.

Все бойцы «Мордаса» были облачены в новенький камуфляж, у каждого был подшит свежий подворотничок, а на ногах красовались берцы. В такой экипировке они находились на территории полка большую часть суток.

– На операции бойцы ходят исключительно в гражданке, – пояснил Имран. – С паспортом в кармане. Если что, сбросил экипировку, и ты мирный житель. Правда, это самое «если что» у нас случается очень редко – статус обязывает…

Пленных на территории полка не было. Я был немало удивлен этому обстоятельству, поскольку прекрасно знал, что «духи» стараются захватить как можно больше пленных. Пленные на войне – весьма ходовой товар: их можно обменять на «духов», каким-то образом умудрившихся угодить на «фильтр», или продать за хорошие бабки родным. Пленные – это также живой щит. Федералы не станут долбить базу боевиков артиллерией или с воздуха, если на ней находятся в плену наши бойцы. Даже если войска получат приказ брать штурмом такую базу, они будут делать это с крайней осторожностью – каждый знает, что на войне угодить в плен очень легко. Сегодня ты берешь штурмом позиции «духов», наблюдая в танковый прицел распятых на крестах российских солдат, а завтра можешь сам оказаться на их месте.

– Наш полк пленных не берет, – простенько объяснил Имран. – Мы всех без исключения убиваем на месте, независимо от звания и рода войск. Поскольку мы воюем с баранами (они сами не знают, зачем поперлись на эту войну), то перерезаем им горло. Этот ритуал – своеобразный символ нашего полка…

В лагере царила благостная тишина – ни выстрела, ни звука взводимого затвора. Все «учебные» стрельбы проводились вне лагеря – на живой натуре.

Жесткая дисциплина и порядок в лагере в значительной степени были обусловлены личностными качествами Вахида Музаева и его замов. Как удалось выяснить в процессе общения, практически все эти «духи» – а было их семеро вместе с командиром – до недавнего времени были офицерами Российской Армии, а четверо даже являлись выпускниками Военной академии им. Фрунзе. Вот так боевики!

Исключение составлял командир полка. Вахид окончил МГИМО и пару лет работал помощником военного атташе в одной из стран Восточной Европы. Каким ветром занесло этого лощеного барина в чеченские горы и что его заставило на четвертом десятке жениться на молоденькой простушке из Грозного, я так и не понял. Сам Вахид весьма туманно объяснял сие обстоятельство желанием постоять за честь отчизны. Как бы там ни было, бывший помощник военного атташе имел безупречный внешний вид, несгибаемую командирскую волю, в совершенстве владел талантом организатора служебно-боевой деятельности своего полка и частенько сам выходил в рейды. Его заместители, насколько я понял, были под стать Музаеву. В сочетании с великодержавной идеей борьбы за независимость Ичкерии и своевременной выплатой бойцам полка солидного вознаграждения это обстоятельство в конечном итоге давало необычайно высокую эффективность боевой деятельности «Мордаса».

Это было для меня открытием и весьма расстроило – как представителя противоположной военной культуры. Я даже отдаленно не мог предположить, что дикие «чехи» способны создать такое чудо – этот самый «Мордас», диверсионное элитарное подразделение. По сравнению с бардаком, повсеместно господствующим в армии России, наличие у горцев такого полка вызвано у меня чувство оскорбления и глубокой досады.

– Дай бог мне благополучно сделать свое дело. Я вас, блядей, потом обязательно достану! – забывшись, пообещал я вслух, укладываясь спать вечером второго дня пребывания в полку и вызвав живейший интерес британца который из моей тирады уловил знакомое ненормативное словечко, а также заметил акцент, с которым это словечко было произнесено.

– Что, в полку есть непотребные женщины? – сверкнул очками Тэд и задержал руку, протянутую к кнопке выключателя аккумуляторного светильника. – И мы можем ими воспользоваться? – После чего мне стоило некоторого труда убедить коллегу, что это всего лишь оговорка, и никаких женщин, тем более непотребных, в полку сроду не было…

На некоторое время я впал в прострацию. Почему-то, выбравшись из передряги на земле Старого Мачкоя, я был уверен, что Вахид Музаев – последний рубеж в моем частном рейде по многострадальной чеченской земле. Настолько уверен, что даже не счел нужным оставить в своих планах местечко для запасного варианта.

После обеда я пребывал в плохом настроении и весьма скверно переводил беседу Тэда с заместителем командира полка по снабжению о порядке обеспечения личного состава «Мордаса» всеми видами довольствия.