Тайна Животворящего Креста - Михаил Палев

– Вот она! Не соврал Ландсберг! – удовлетворенно воскликнул Бартон.

Мы с трудом пробрались к еле заметному, заросшему деревьями и кустарником, входу в пещеру. Перед пещерой было рассыпано большое количестов камней, и в этой россыпи угадывались правильные очертания остовов стен: видимо, это было все, что осталось от часовни, упомянутой в мемуарах Тозо.

Бартон бросил рюкзак на землю и отправился обследовать пещеру. Минут через десять он вернулся.

– Там сыро и темно, так что лагерь разобьем перед входом, – сказал он. – Как закончим с палатками, тут же приступим к ланчу.

Последняя его фраза вселила в меня оптимизм, и я принял деятельное участие в разбивке лагеря. Не прошло и часа, как на крохотной полянке перед руинами часовни возник лагерь: две палатки с общим входом, закрытым тентом. Под тентом Бартон расставил складной столик и стулья, поставил мангал, насыпал в него уголья из мешка и зажег их. Вскоре мы вскипятили прямо на этих угольях чайник, а пока он закипал, приступили к походной трапезе: пршут, лепешки белого хлеба, оливки, сыр… Разумеется, все это под «Вранац». В заключение мы выпили кофе с вильямовкой.

Жить стало лучше, жить стало веселее!

Мы болтали ни о чем. Тавров спросил Бартона, откуда он так хорошо знает русский язык. Оказалось, что Бартон в середине восьмидесятых приехал в СССР под видом студента, выполняя задание ЦРУ. После распада Советского Союза он оказался не у дел: то ли уволили по сокращению штатов в связи с окончанием «холодной войны», то ли захотелось сменить амплуа. Вот тут его и нашло Братство. Бартон вспомнил, что он католик. Видимо, пребывание в безумной советской и постсоветской атмосфере конца восьмидесятых – начала девяностых наложило свой отпечаток и на него: увлечение религией и мистикой захватило бывшего шпиона. В общем, Бартон стал эдаким Джеймсом Бондом в рядах Братства Соединенного Животворящего Креста. Вот такая история.

Надо бы узнать у Бартона, когда он собирается закончить этот пикник с ночевкой.

– Когда вы планируете закончить поиски? – спросил я Бартона.

Ответ меня огорошил:

– Мы захватили продуктов на три дня. Если за это время поиски не дадут результата, то закупим еще продуктов и продолжим. С каждым днем будет все теплее и теплее, так что времени у нас много.

– Позвольте, а как же мы? – воскликнул Липатов.

– Вас я не могу задерживать более того времени, которое вы любезно согласитесь провести с нами, – с легкой иронией ответил Бартон.

– То есть вы намерены затянуть поиски на то время, пока не закончится время нашего безвизового пребывания в Черногории? – возмутился Липатов.

– Будем надеяться, что за месяц мы что-нибудь найдем, – ответил Бартон и одарил нас очередной ослепительной улыбкой.

– Послушайте, Бартон! – решительно сказал я. – Мы не можем торчать тут полгода. И лично я не собираюсь торчать здесь даже неделю. Если у вас есть план поисков, так давайте его осуществлять. Или вы, Владимир, готовы оставаться здесь на полгода?

– Так долго не хотелось бы, – ответил Липатов. – Но и так просто рыть… Может быть, нам знак будет? Собственно, мы здесь потому, что в тысяча триста восемьдесят третьем году мореходам был явлен знак в этих местах. Думаю, что и нам надо ждать знака.

– И сколько вы намерены его ждать? – раздраженно спросил я. – До конца жизни, как Джованни Тозо? Ну уж нет! Либо вы излагаете конкретный план действий с конкретными сроками, либо я вас покидаю.

– Лопаты вон там, – показал Бартон. – Хорошие лопаты, складные, но прочные. Можете начинать копать.

– Я всего лишь попросил изложить план: как вы собираетесь искать Животворящий Крест в этой пещере? И пока вы мне не изложите его, я ни за какую лопату не возьмусь, – решительно заявил я.

– Самый простой план: разбить пол пещеры и фундамент часовни на квадраты и копать день за днем, как это делают археологи, – ответил Бартон. – Это план номер два. А план номер один я уже изложил: ждать знака.

– Джованни Тозо тоже всю жизнь ждал знака, а прожил он столько, что и по нынешним меркам – дай бог каждому! Может быть, нам тут в ожидании знака начать строить дома, обзаводиться семьями? И школу сразу построить, чтобы хоть наши дети не валяли дурака, пока мы тут знака ждем! – вспылил я.

Похоже, что Липатов заразился фанатизмом Бартона и его братьев, так что мне оставалось рассчитывать только на поддержку Таврова. Но поддержка пришла оттуда, откуда я ее совсем не ждал. И честно говоря – лучше бы не приходила.

– Рекомендую вам прислушаться к словам господина Булгарина! – раздался голос откуда-то сверху. Я поднял глаза и увидел, как по склону горы сквозь заросли кустарника и низкорослых деревьев к нам спускается человек. В руке он держал гладкоствольный автомат «сайга», который является так называемым «охотничьим» вариантом автомата Калашникова и продается в качестве охотничьего оружия по причине отсутствия пулевых нарезов в стволе. Снижение дальности и точности боя с лихвой компенсируется увеличением калибра: из «сайги» со стволом двенадцатого калибра можно остановить бегущего бизона – если не одной пулей, то очередью из десятка патронов точно. Короче, к человеку, вооруженному такой штукой, надо прислушаться.

Но что это за неизвестный охотник? Чего от него ждать?

Голос человека, вооруженного «сайгой», показался мне знакомым, и когда он наконец спустился с горы и подошел к нам, то я с изумлением узнал в нем… эксперта по древесине Николая Петровича Волкова.

– А вы что здесь делаете? – требовательно спросил я Волкова.

– Как видите, приехал поохотиться с друзьями, – дружелюбно улыбнулся в ответ Волков. – В Черногорию можно совершенно легально ввезти охотничье оружие и по двести патронов на каждый ствол. Господин Бартон, рекомендую вам выложить от греха подальше ваши пукалки. А то со мной несколько приятелей, которые могут невзначай покрошить вас в капусту. Кстати, в отличие от моей «сайги» со стандартным пятизарядным магазином у них стволы с барабанами от «дэу ЮСАС-12» на 25 патронов. Так что избавьтесь от рискованных мыслей, господа, и медленно, не торопясь, бросьте оружие за палатку!

– У нас нет оружия, – попробовал вильнуть Бартон, но Волков невозмутимо сказал:

– У вас три «узи» и три «кевина». Или вы сдаете их немедленно, или после того, как я прострелю вам ногу. Вы знаете, что случается с человеческой ногой, когда в нее попадает пуля двенадцатого калибра?

Я представил ногу, в которую попадает пуля диамером в восемнадцать миллиметров: скорее всего, разорвет пополам – почти гарантированная смерть, но перед этим придется помучиться. Видимо, Бартон тоже не питал иллюзий по поводу результатов такой стрельбы, поэтому молча медленно достал трофейный пистолет и перебросил его через палатку. Его братья последовали примеру предводителя. Донесся отчетливый звук падения каждого пистолета: видимо, они все ударялись о камни, которых было полно на горной лужайке. Затем я услышал, как кто-то ходит за палатками: видимо, один из людей Волкова подбирал брошенное оружие.