Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача - Феликс Керстен

Я согласился, что это хорошая идея, но высказал опасение, не появится ли у Риббентропа возможность вмешаться.

– Разумеется, нет, это нам не грозит, – сказал Гиммлер. – Мы впустим Хьюитта в страну без визы и ничего не сообщим в министерство иностранных дел. Лучше всего будет, если вы полетите в Стокгольм, имея полномочие провезти обратно через границу человека, не показывая его документов. Затем вы отправитесь с Хьюиттом в Харцвальде, и там я встречусь с ним. Точно так же мы обеспечим его отправку в Испанию.

Я согласился, что это наилучший способ обсудить вопрос с Хьюиттом, но попросил послать вместо меня другого человека, поскольку это исключительно германо-американское дело, и кроме того, я не желал играть активную роль в политике. Для этой задачи превосходно подошел бы Шелленберг. Кроме того, Шелленберг произвел очень хорошее впечатление на Хьюитта, который бы тоже одобрил этот выбор.

– Вы действительно думаете, что поехать в Стокгольм и пригласить Хьюитта лучше Шелленбергу, а не вам? – спросил Гиммлер.

– Конечно, господин рейхсфюрер, – ответил я. – Я наладил контакт с Хьюиттом, чтобы принести какую-либо пользу Европе. Кроме того, в данном случае я считал себя не более чем врачом, который прописывает лекарство, чтобы вылечить пациента. Но принимать лекарство должен сам пациент. В задачи врача это не входит.

– Да, да, вы правы, – согласился Гиммлер, – я пошлю за Шелленбергом и поговорю с ним. Мы сможем договориться со всеми условиями, за исключением этого проклятого пункта о военных преступлениях – американцы должны от него отказаться. Он затрагивает нашу немецкую честь.

Записав этот разговор, я пошел к Брандту и рассказал ему, как обстоит дело. Брандт обрадовался, что Гиммлер наконец-то готов покончить с войной. Он сказал, что приказы фюрера уже давно кажутся ему все более и более странными. Как было бы превосходно, если бы мы заключили мир! Тогда он немедленно эмигрирует из Германии. Брандт спросил меня:

– А вы куда поедете после войны?

– В Голландию, – ответил я, – это моя страна.

Гут-Харцвальде

22 декабря 1943 года

Сегодня утром я добился освобождения 6 немцев, 8 голландцев, 4 эстонцев и датчанина. Все они были приговорены к расстрелу.

Постскриптум

Шелленберг уехал не сразу, и когда он наконец добрался до Стокгольма, то не смог связаться с Хьюиттом, который улетел в Вашингтон, так как отпущенное нам время уже истекло.

Хохвальд

20 июня 1944 года

Сегодня Гиммлер рассказал мне, что вчера вечером разговаривал с Гитлером о тех непримиримых, которые ничем не довольны и слишком тупы, чтобы постичь величие достижений фюрера на благо Германии, в то время как сами они только всячески вредят и ослабляют германские позиции.

– Они – позор нации, – заявил Гиммлер, – и среди них есть миллионы, которые помогают врагу, сами того не подозревая, и подрывают национал-социалистическое государство. Они всячески трудятся на благо евреев. Но несмотря на них, славная немецкая нация добьется победы, которая так дорого обошлась ей. Однако те, кто позорят народ, не получат от победы ничего, так как фюрер решительно приказал, чтобы мы безжалостно разделались с ними, как только кончится война. Они не заслуживают жалости.

– Но кто эти люди, которых вы называете позором нации? – перебил я его.

– Это реакционеры и люди из старых городских корпораций. Они окопались в своих загородных имениях, на заводах, в компаниях и конторах, наживаясь на тех бедствиях, которые выпали на долю достойных национал-социалистов. После войны мы проведем тщательную чистку, выгоним этих людей из их имений и с заводов, вышвырнем их с их должностей, конфискуем их капиталы и уничтожим основу для их существования.

Я возразил, что представители этого класса тем не менее исполняют свой долг на фронте.

– Мы ни в чем не упрекаем тех бойцов и их семьи, которые выдержали проверку, – ответил Гиммлер. – Но всем известно, что солдаты из этого класса неохотно идут в бой. Фюрер заявил, что большая часть старого офицерского корпуса настроена против национал-социализма. Иными словами, они предатели. После войны предатели потеряют право на жизнь. Терпение фюрера наконец-то лопнуло.

Я заявил, что иначе как чудовищным преступлением не назовешь расправу с людьми, число которых исчисляется миллионами, провинившимися лишь в том, что думают иначе, чем Гитлер, но во всех других отношениях остающимися немцами и людьми чести. Гиммлер ответил лишь, что фюрер никогда не совершал преступлений. Он, Гиммлер, и лучшие элементы нации – убежденные национал-социалисты, каждый день благодарящие Провидение за то, что оно ниспослало им грандиозный подарок – служить Адольфу Гитлеру, величайшему немцу всех времен. Какое счастье – в любой момент пожертвовать ради него своей жизнью, как уже расстались с жизнью сотни тысяч людей ради этого идеала.

– А теперь посмотрите на этих непримиримых: по всей стране они втихомолку совершают акты саботажа и преступления против нации. Приведу лишь один пример: промышленник изобрел новый превосходный транспорт, который обеспечивает безопасное сообщение с Африкой и защищен от торпед. Он построил опытный образец такого транспорта за свой счет – это обошлось ему в десятки тысяч марок – и предоставил прототип соответствующему комитету. Но в этом комитете заседали непримиримые, готовые к саботажу, и у них нашелся аналогичный транспорт, построенный на другой верфи, якобы по тому же самому проекту. Однако их проект отличался тем, что имел изъян в конструкции. Этот второй корабль был отправлен в испытательное плавание и, естественно, потерпел крушение. Тогда комитет заявил, что эта конструкция непригодна, так что нет нужды испытывать второй прототип, который тоже окажется непригодным. В итоге мы отказались от строительства этих транспортов, Африканский корпус остался без средств снабжения, мы проиграли Африканскую кампанию, тысячи немецких солдат погибли. За их смерть ответственны непримиримые. Тысячи этих непримиримых ведут саботаж по всей стране.

Они саботируют производство нового оружия и самолетов; они строят грандиозные деревянные бараки без какой-либо защиты, которые легко уничтожаются бомбами; они посылают по неверным маршрутам поезда с боеприпасами и техникой, так что эти боеприпасы пылятся без дела и портятся в одном месте, в то время как в другом не хватает ни их, ни топлива, в результате чего наши танки не могут ни стронуться с места, ни вести огонь, а фронт удается удержать, лишь принося в жертву все новые жизни. Эти непримиримые ответственны за смерть неисчислимых тысяч солдат.

– Просто не могу в это поверить! – возразил я. – Все это либо плод воображения, либо выдумки заинтересованных сторон – полицейских шпионов, которым нужно как-то оправдать свое жалованье.

– Заинтересованных сторон? – переспросил Гиммлер. – У меня есть показания, даже показания людей, не состоящих в партии, не говоря уж о гестапо, – показания людей которые просто потрясены судьбой, постигшей их сыновей и братьев. Если эти непримиримые убьют одного из нас, стоящих во главе страны, то и тогда они не добьются такого успеха, как с помощью своих подлых и тайных методов. Они убивают десятки и сотни тысяч молодых, доверчивых людей только для того, чтобы добраться до нас, чтобы нанести нам ущерб и подорвать наши позиции. Они поднимаются по грудам тел тех, кто погиб, сражаясь за Германию.