Ярость ацтека - Гэри Дженнингс

Я следовал за ним более часа, когда увидел приближавшийся экипаж. Ага, вот и еще одна тайна. Мало кто стал бы рисковать, путешествуя ночью: ведь в темноте можно покалечить лошадь или сломать ось экипажа, я уж не говорю об опасности нападения двуногих хищников с пистолетами.

Я слез с мула, привязал его поводья к ближайшей ветке и тихонько прокрался через кусты. Карлос ждал на обочине, а когда карета, громыхая по изрытой колдобинами дороге, подкатила к нему, снова сделал нечто любопытное. Стоило карете остановиться, как испанец отступил от дороги, направив своего мула вверх по небольшому холму к рощице деревьев. Поскольку я сам наловчился в искусстве избегать внимания ревнивых мужей и альгвазилов, мне было нетрудно догадаться – он удалился, чтобы кучер не мог разглядеть его лицо.

Из остановившейся кареты вышел закутанный до пят в длинный просторный плащ человек, который тут же направился к тем самым деревьям, где уже ждал Карлос. На дверце кареты красовался герб, но в темноте мне не удалось рассмотреть его как следует.

Пригибаясь, я подобрался к холму, присел на корточки, а потом и вовсе пополз верх по склону на животе, благо, будучи заядлым охотником, наловчился двигаться в зарослях бесшумно, как тигр или ягуар. Подобравшись настолько, что сквозь деревья были видны фигуры собеседников, я услышал голос Карлоса, но не мог разобрать слов, хотя понял, что он говорил по-французски и, судя по его энергичным жестам, весьма оживленно. Французский я знал, но, конечно, не так хорошо, как многоученый Карлос.

Приглядевшись, я понял, что размахивал мой друг не чем иным, как бумагами, видимо копиями, снятыми с чертежей военного инженера. Когда человек в плаще потянулся к ним, Карлос отпрянул назад и сказал: «Нет!»

Тут его собеседник выхватил из-под плаща пистолет и наставил его на Карлоса. Я остолбенел. Мой собственный пистолет остался в лагере. Правда, у меня был нож, но рассчитывать метнуть его с такого расстояния точно в цель не приходилось.

Карлос швырнул бумаги на землю и, по-видимому не испытывая ни малейшего страха, подошел к человеку в плаще. И тут произошло еще кое-что удивительное. Незнакомец убрал оружие, они с Карлосом обнялись, о чем-то тихонько, почти шепотом, перемолвились, а потом их головы сблизились – и они поцеловались!

Ну и ну! Оказывается, Карлос и этот человек – содомиты!

Вскоре испанец ушел, оставив бумаги на земле. Человек в плаще поднял их и направился обратно к поджидавшей его карете, но я находился ближе и перехватил его на полпути: выскочил из кустов и толкнул незнакомца плечом, отчего тот отпрянул с возгласом, который мог исходить только от женщины.

Прежде чем незнакомец успел прийти в себя, я схватил плащ и откинул капюшон, открыв бледное красивое лицо и золотистые локоны. На меня пахнуло духами. В руке загадочной женщины тут же оказался пистолет, и я отшатнулся. Грянул выстрел, запах духов сменился едкой вонью порохового дыма. Мимо меня просвистела пуля. Я продолжал пятиться, пока наконец не запнулся о корень и не шлепнулся на задницу.

Она побежала, громко крича по-французски, призывая на помощь того, кто ждал ее у кареты. Я вскочил на ноги и припустил сквозь кусты к своему мулу.

* * *

На обратном пути к лагерю в моей голове теснилось множество мыслей, но вопросов было явно больше, чем ответов. Очевидно, Карлос сделал копию каких-то бумаг инженера и привез на встречу, чтобы отдать той женщине. Но почему он разозлился и бросил бумаги на землю? Кто эта таинственная златокудрая красавица, которая носит при себе пистолет и, не задумываясь, пускает его в ход?

У меня было такое ощущение, что какой бы шаг я ни сделал с тех пор, как умер дядя Бруто, обязательно вляпываюсь в кучу коровьего дерьма. Вот пожалуйста, сегодня ночью снова впутался во что-то подозрительное.

Интересно, что в настоящий момент меня больше занимали даже не тайные побуждения Карлоса, но витавший в воздухе аромат духов незнакомки. Я узнал этот аромат. Такими духами, они назывались «Ландыш», пользовались некоторые дамы в Гуанахуато, в том числе и моя ненаглядная Изабелла. От этого дразнящего, призывного женского запаха у меня набухало в паху, и это несмотря на то, что нынче ночью я надышался еще и пороху, который до сих пор жег мне ноздри.

Куикуилько

На следующее утро мы покинули Теотиуакан и, оставив позади древних богов и мертвецов, двинулись по дороге на юг. Мехико находился примерно в дюжине лиг от Города Мертвых. В большинстве стран лига равнялась трем английским милям, но в наших краях она была чуть меньше. Так или иначе, дорога, ведущая в столицу, была оживленной и многолюдной. Крепкие, тяжело нагруженные индейцы без устали вышагивали с корзинами за спиной, крепившимися дополнительными ременными петлями на лбах. Им предстояло отмахать пешком тридцать две мили до столицы, и они стремились проделать свой путь по возможности быстрее, а вот мы не торопились. У разных членов экспедиции имелись свои интересы, и мы задерживались в каждом городке, чтобы дать возможность ученым осмотреть и изучить памятники. Наше путешествие растянулось на несколько дней.

– Мы не собираемся в столицу, – сказал мне Карлос, когда мы выступили в путь из Теотиуакана. – Мы уже бывали там ранее, поэтому Мехико сейчас обогнем и направимся в город Сан-Агустин-де-лас-Куэвас. Наша цель – осмотреть пирамиду в Куикуилько, а это менее чем в лиге от Сан-Агустина. Кроме того, руководители нашей экспедиции надеются встретиться с вице-королем, поскольку разминулись с ним во время предыдущего визита. Он прибудет в Сан-Агустин на праздник.

Меня не волновало, куда или зачем мы отправлялись, пока я числился в экспедиции погонщиком мулов. В столице мне бывать доводилось, и не раз, но в отличие от многих богатых гачупинос своего дома в Мехико у меня не было. Бруто не жаловал претенциозную жизнь столицы, да и я предпочитал проводить время вне города, за пределами Гуанахуато, работая с vaqueros на своей гасиенде, а то и вовсе неделями пропадая в глухомани на охоте.

Что касается Сан-Агустина и тамошнего праздника, то я о нем слышал, хотя сам на нем не бывал. Однако, когда об этом празднике завел речь Карлос, сделал вид, будто ничего о нем не знаю.

– Сан-Агустин, как я слышал, и городом-то не назовешь, так, деревушка, – сказал молодой испанец. – Но каждый год туда на три дня, чтобы посмотреть петушиные бои, съезжается вся столичная знать. Сам вице-король будет делать ставки на бойцовых птиц, а может быть, даже захочет выставить на ристалище и своих собственных петухов.

Я не решился сказать, что помимо столичных богачей Сан-Агустин во время праздника будет кишеть тысячами воров и léperos, проституток и плутов, pícaros, не говоря уж о купцах и торговцах всех мастей, которые съезжаются туда в погоне за монетами, позвякивающими в тугих кошельках высоких гостей. Нигде в колонии золотые, серебряные и медные монеты не переходили из рук в руки без разбора в таком количестве, как в этом городишке во время знаменитого трехдневного праздника.