Между небом и тобой - Лоррен Фуше

Помм – Лорьян

Я поеду на последнем почтовике с дедушкой, тетей Сарой и Опля. Жо позвонил своим друзьям из Семерки, у кого-то из них есть в Лорьяне запасная квартира, и папа с Альбеной смогут там ночевать. А нам надо вернуться на остров, потому что мне завтра в школу и потому что собакам запрещен вход в больницы. Жо поговорил с врачами, потом объяснил папе все непонятное, что они ему сказали, а папа был такой измученный, что ответил: «Спасибо, Систоль». Жо сразу нахмурился, а тетя Сара улыбнулась. И папа признался, что прозвал дедушку Систолем, когда был еще мальчишкой.

Мы возвращаемся в больничный зал ожидания, и Альбена испепеляет меня взглядом. Она уверена, что это я подговорила Шарлотту спускаться по тропе. Но я же не могу выдать сестру, правда? Я же не доносчица. Поэтому я подхожу к папиной жене поближе и тихонько ей шепчу:

– Шарлотта очень сильная, она скоро выздоровеет.

А она опять:

– Это все из-за тебя!

Папа, который не слышал нашего разговора, обнимает меня за плечи так, как будто его большие руки – свитер, который носит Жо, мы с ним отходим в сторону, и он говорит:

– Помм, ты такая умная и смелая, ты просто героиня. Проси у меня что угодно, я выполню любое твое желание.

Ответ у меня уже давно готов, но я не сразу решаюсь.

– Ну? Говори, что тебе доставит удовольствие! Чего бы тебе хотелось? Мобильник? Телевизор? Или, может быть, ты мечтаешь о путешествии?

– Я хочу, чтобы Шарлотта после больницы приехала выздоравливать к нам на Груа. Жо сможет ее полечить, если понадобится, и мы будем вместе.

Папа выдыхает так странно, как будто он наехавшая на гвоздь велосипедная камера.

– Фуууу… Нет, ты меня не поняла, я говорю о подарке, который можно купить. Шарлотта вернется в Везине, как только врачи скажут, что ее можно перевезти. Я работаю каждый день, но буду возвращаться с работы рано, чтобы побыть с ней подольше. А ты, если мама разрешит, приедешь к нам на февральские каникулы.

– Ты сказал, что выполнишь любое мое желание! – напоминаю я папе. – Ну и вот. Шарлотте нельзя будет сразу пойти в школу, Жо кардиолог, и он ею займется как доктор, не только как дедушка. И на Груа она будет дышать хорошим воздухом!

– Альбена никогда не согласится отправить Шарлотту на остров, девочка. А я должен руководить своим предприятием, я не могу остаться здесь. Пожалуйста, выбери что-нибудь другое.

– Разве ты не сможешь приезжать к нам каждые выходные?

– Не уверен, что Сие… что твоему дедушке это будет приятно. У меня с ним… эээ… прохладные отношения. Он не захочет видеть нас в своем доме.

Теперь все или ничего, и я решаю рискнуть.

– Если я правильно поняла объяснения тети Сары, ты продал ей свой кусок торта… то есть нашего дома, а она передает этот кусок мне. Значит, там я живу немножко и у себя. И имею право пригласить к себе в гости сестру.

Папа открывает рот, потом закрывает, но так ничего и не говорит.

– Если ты стесняешься моей мамы, мы уедем в Локмарию. Ты сам сказал, что я могу выбрать что угодно. Я выбрала. И ничего другого не хочу.

Я бы с удовольствием его обняла, поцеловала, Лу, но руки у него висят в точности так, как в день твоих похорон, и я не осмеливаюсь к нему притронуться.

Жо – Лорьян

Вхожу в шлюз, отделяющий реанимацию от всей остальной больницы, думая о свече, которую поставил утром в церкви на Груа. Мама ставила свечку каждый раз, когда отец уходил в море. И продолжала ставить, когда судно вернулось без него, как будто от пламени ее свечки отцу там, на дне, станет теплее.

Ночь была плохая, это нормально, первые три дня после операции всегда самые тяжелые. Жан-Пьер опять привез нас с Сарой в Лорьян на своем «зодиаке». В пути Сара вынула из сумки два пузырька:

– Смотри, пап, это подарок Шарлотте от Помм. Она купила в аптеке стерильные бутылочки и в одну насыпала песок, а в другую налила морской воды.

Какая поэтичная идея и какое похвальное намерение! Помм усвоила урок, запомнила, что от грязи может быть заражение крови, и купила стерильные бутылочки… Их нельзя отнести в реанимацию, но Шарлотта их получит через два дня, когда ее переведут в обычную палату. Если все пойдет хорошо. Если не будет осложнений.

Анестезиолог Сандрин встречает нас в шлюзе, мы надеваем халаты, маски, бахилы, а она говорит:

– Сегодня утром Шарлотте провели экстубацию… удалили интубационную трубку. Из-за торакотомии ей теперь, когда она пришла в сознание, очень больно, но девочка у вас для своего возраста очень смышленая, анестезист, с которым я работаю, это оценил, ей поставили помпу с морфином, так вот, она не только получает обезболивание по графику, но может и сама добавить себе лекарства, если невмоготу. Да! Что еще важно: Шарлотта, видимо, проголодалась, потому что сказала: «Хочу яблоко!» Хороший знак, очень хороший.

Я разъяснил, что это недоразумение: она не есть хочет, а увидеть сестру.

В бокс к Шарлотте можно заходить по одному или по двое, не больше. Я иду туда к Сириану, Альбена выходит, и Сара ведет ее попить кофейку. Мы переглядываемся с моим засранцем-сыном. Наше взаимное озлобление временно забыто, иначе и быть не может, когда смерть задевает людей своим крылом. Проверяю аппаратуру, дренажи, показания на экранчиках приборов, капельницу. Шарлотта дышит самостоятельно, но ей вводят морфин, и она плывет…

– Тебе этот мир родной, – шепчет Сириан, – а нас с Альбеной будто на другую планету забросили.

Он не может при дочери признаться, что с ума сходит от страха, но я вижу это по его лицу и пытаюсь успокоить: видел, дескать, анестезиолога, и Сандрин сказала, что все идет нормально.

Потом подхожу к кровати:

– Шарлотка-моя-с-Грушами, Помм не разрешают тебя навестить, хотя она думает только о тебе и даже учится из-за этого спустя рукава. Опля живет с нами и везде тебя ищет. Ты поняла, как обращаться с помпой? Поняла, что делать, если тебе станет очень больно?

Глаза внучка не открывает, но пальцы у нее пошевелились, значит, она меня услышала.

Сириан выходит и падает на скамейку в шлюзе. Срывает с себя маску и перчатки, вытирает глаза рукавом зеленого халата. Когда он был маленьким, всегда рыдал, если упадет, а Сара – нет, Сара, хоть и моложе, только стискивала зубы. Вот только я уже и не помню, сколько лет не видел, как мой сын плачет, разве что в день, когда ты ушла.

– Это Бог меня наказывает, да? Я не должен был продавать свою часть дома, и моя дочь стала орудием мести за эту ошибку? С Дэни все кончено, папа. Ну почему, почему на нас все беды валятся? Шарлотта же не сделала ничего плохого! Ей всего девять! В ее возрасте обдирают коленки, в крайнем случае можно зуб сломать, но не заполучить же проникающую рану в сердце, да? Да?