Фея любви, или Демонесса на госслужбе - Мария Николаева

– Тиа у магистра Милиона?

– Именно.

– И ты так спокойно их оставил одних? – поинтересовалась я, с удивлением замечая тщательно запрятанное недовольство в ярко-синих глазах альва.

– А что мне оставалось? С Милом особо не поспоришь. Лимон он и есть Лимон! Как ни обзови – суть одна, – раздраженно откликнулся он. Впервые на моей памяти кто-то из воздушников демонстрировал подобные эмоции.

– А мне казалось, что своим вы доверяете…

– Мы и доверяем. Но ты верно сказала: своим. В Себастиане я ошибся. Крылья еще не делают демона одним из нас. – Каждое новое слово звучало холоднее и жестче предыдущего. И мне совсем не нравилась убежденность, с которой он это говорил. Что же все-таки здесь могло произойти за время моего отсутствия? Меня и не было-то всего ничего…

– Нил, может, пойдем ко мне? Я бы очень хотела поговорить с тобой.

– И я даже знаю о ком, – хмыкнул он, кинув на меня непроницаемый взгляд. Ох, все-таки такими я альвов еще не видела! Нил сейчас как никогда напоминал жесткий и всесокрушающий тайфунный ветер…

– С чего ты так завелся? – осторожно поинтересовалась я. Но вместо ответа получила лишь еще одну неясную усмешку и жесткие слова:

– Было с чего. Пойдем, раз приглашаешь. Но будь готова к тому, что сейчас я не самый приятный собеседник. – И, бросив это, он развернулся и направился в сторону студенческого общежития. Странно, у меня он вроде в гостях не был, а дорогу выбрал такую, чтобы кратчайшим путем добраться до моих комнат…

Сняв магическую печать с дверей, я вошла и, сгрузив пригревшегося у меня на груди кроля, пальцем коснулась своих губ, предупреждая своего фамильяра, чтобы помолчал. Слишком странно сейчас воспринимался мною Нил… слишком неоднозначно. И чтобы разговорить его, мне необходима хотя бы видимость уединения.

Сбросив шубу на кровать, я вернулась в ту часть комнаты, которая исполняла роль гостиной. Фамильяр остался за высокой бамбуковой ширмой, молчаливый и послушный, как самый настоящий кролик. А в моем любимом кресле тем временем устроился встрепанного вида альвийский подросток…

Мне хватило всего одного взгляда, чтобы внутри все застыло от неприятного предчувствия. Он был какой-то не такой, как всегда. И я никак не могла понять, что именно меня нервировало больше: колючий взгляд обычно веселых глаз или дикая усталость, внезапно проявившаяся во всех его чертах сразу.

– Почему ты такой? – Я, не в силах словами описать это ощущение неправильности, сделала неопределенный жест рукой.

Нил посмотрел мне прямо в глаза, задумчиво так посмотрел, словно решая, какую часть информации мне можно сообщить. Я уж было начала опасаться, что он промолчит, но он внезапно опустил веки и произнес:

– Я не умею любить. Совсем. Так и не научился за все эти века. – Он как-то виновато улыбнулся. Совсем чуть-чуть, едва заметно, но отчего-то эта улыбка тупой болью отозвалась в моей груди. – Но я умею утешать, – продолжал он. – Это единственное, что я умею. Я чувствую чужую боль, как свою, а потому без труда нахожу способ ее усмирять. У меня было много женщин. Мужчины, впрочем, тоже попадались, не так часто, конечно, но… Крис, как думаешь, сколько мне лет?

– Ну, пара-тройка сотен… хотя на вид порой больше пятнадцати не дашь.

– Ну, что могу сказать? Ты ошиблась, и ошиблась сильно. Я старейший из альвов. Я старше многих эльфийских владык. И уж конечно старше всех рожденных на этой земле демонов. Я уже давно не считаю своих лет, но в год прибытия демонов я был уже довольно стар, а уж сейчас…

– Пять тысячелетий. С момента нашего прихода прошло почти пятьдесят веков, – оторопело произнесла я.

– Ну, значит, мне лет на шестьсот больше, – блекло улыбнулся он. – И все это время я только и делаю, что усмиряю чужую боль. Я сам нахожу их. Так было с матерью Валя. И с Олеф. Они с радостью влюбляются, почувствовав сочувствие и понимание. И я всегда принимаю эти их чувства, хотя они мне и не нужны. Но это нужно им. И мне этого хватает.

– Но как же… вы ведь сходитесь всегда по любви. По-другому не бывает, – уже далеко не так уверенно, как вначале, произнесла я.

– Ты права. Это просто я такой неправильный. В принципе меня можно назвать проклятым, тем более это не так уж и далеко от истины. – Улыбка Нила стала еще горше. Глаза он так и не открыл, словно не хотел хоть кого-то посвящать в свою боль до конца. Слишком старый. И слишком одинокий.

– Проклятым? За что?

– За дела отцов да расплатятся их дети, – произнес он нараспев, явно цитируя кого-то.

– Жестоко.

– Верно. И я даже рад, что моих детей это проклятие не коснулось.

– Значит, магистр Милион… – до конца осознав его слова, я невольно подняла эту тему.

– Он слишком одинок. И пока это так, я буду с ним. Но только до тех пор, пока нужна моя помощь.

Я даже не знала, что на это сказать. Я привыкла видеть его веселым и влюбленным, постоянно крутившимся рядом с нашим магистром. И вот теперь оказалось, что все это было ложью. И улыбки, и счастье, и попытки достучаться до магистра Лимона… А ведь было так забавно наблюдать за ними. Боги, когда я смирилась? Когда до конца приняла возможность их связи?..

Ответов не было. Но внутри все сжалось от боли, от острой неправильности происходящего.

– Значит, это все было игрой? – глухо спросила я.

– Не совсем. Я просто попытался вспомнить, каково это было… тогда, когда я еще был жив… чувствовал себя живым. Тогда еще не было в этом мире демонов. Да и людей было не так уж и много. Тогда многочисленные леса населяли наши братья-эльфы, а в небесах парил наш город… – Последние слова он произнес на грани слышимости. Не будь во мне эльфийской крови, я бы и не услышала. Итак, у альвов когда-то тоже был свой город. Место, которое они называли домом. Место, которое… потеряли?

Я хотела спросить, но, подняв глаза, поняла, что не стоит. Нил не собирался делиться со мной тайнами своего народа. Точно так же, как не собирался рассказывать о своем проклятии. Было ли оно на самом деле? Не знаю, но уже готова поверить – я знала достаточно воздушников, чтобы сейчас без труда видеть в Ниле чуждые им черты. Это мир словно посмеялся над ним. Даже его внешность была своеобразной насмешкой: прожив столько веков, он все еще казался ребенком. Бедным одиноким ребенком.

И мне с отчаянной силой захотелось его согреть. Подарить тепло, которого было в его жизни слишком мало.

К сожалению, я ничего не могла для него сделать. Не сейчас. И вряд ли в ближайшие годы это изменится. Но когда-нибудь я заставлю его душу проснуться. Потому что альвы не должны быть такими! Никогда и ни при каких условиях!

– Зачем ты мне это рассказал? – негромко спросила я, устав от молчания.

– Ты спросила, – неопределенно пожав плечами, откликнулся этот странный альв.

– И ты всегда отвечаешь на такие личные вопросы?