Сиреневый ветер Парижа - Валерия Вербинина

–Черт! Мне бы не хотелось, чтобы с ней что-нибудь произошло.

По его тону коллеги понимают, что в этот момент он думает вовсе не о башне.

–А по-моему, все вполне логично, — возражает компьютерщик. — Она позвонила тебе, отправила сообщение с телефона и выключила аппарат, чтобы ее не нашли.

И он подмигивает Клеману, которого знает куда дольше, чем сравнительно недавно пришедшего к ним Миртиля. Странно, но здоровяк Клеман вроде как на полтона бледнее, чем обычно.

18 часов 26 минут

–Начальник службы безопасности Эйфелевой башни слушает. Да, месье Саразен. Понятно, месье. Э… но сейчас некоторым образом час пик. На башне множество посетителей…

–Я, кажется, говорю по-французски, и меня можно понять? Срочно закрывайте вход на башню и займитесь эвакуацией тех, кто наверху. Это приказ! И если что-нибудь произойдет, отвечать будете вы! Понятно?

–Но вы хоть можете объяснить, что происходит?

–Ничего особенного. Старушку башню в очередной раз пытаются взорвать. Работайте спокойно, месье, и дышите глубже!

18 часов 28 минут

–Простите, месье Миртиль, но начальник службы безопасности Эйфелевой башни занят и не может ответить на ваш звонок. Я понимаю ваши чувства и разделяю ваше сожаление, но не надо на меня кричать.

18 часов 30 минут

–Габриэль, может, не стоит сходить с ума?

–Они там черт знает чем заняты… Ладно! Я выезжаю к Эйфелевой башне. Продолжайте работать, ребята.

–Куда? Шеф! Но ведь это совсем не наш участок! Шеф!

18 часов 33 минуты

–Да, господин министр, это Саразен. Его высочество хочет взорвать Эйфелеву башню. Невозможно? Ну я бы так не сказал… Вы только представьте себе, господин министр, какая куча денег у этого скота. Мы с вами можем работать на государственной службе хоть тысячу лет, работать до посинения, до седьмого пота, но не заработаем и сотую долю того, что имеет этот подонок. О нет, я и в мыслях не имел оскорбить кого-либо, я просто констатировал факты.

18 часов 35 минут

–Дамы и господа, нам очень жаль, но Эйфелева башня закрывается. Просьба ко всем, уже поднявшимся на башню, незамедлительно проследовать к лифтам. Дамы и господа, мы закрываемся…

–Что такое?

–До закрытия еще черт знает сколько времени!

–Безобразие! Мы стояли полчаса… даже дольше! Только время потеряли!

–Чепуха какая-то… Ну что, может, махнем в Сент-Шапель? Ты же давно хотела там побывать…

–Какая Сент-Шапель? Я обещала моим фотки с Эйфелевой башни привезти! Что я им теперь скажу?

18 часов 39 минут

–Ты не можешь ехать быстрее? — спрашивает Миртиль Клемана. — Мы опаздываем!

Клеман молчит. Честно говоря, он чувствует себя последней свиньей.

18 часов 41 минута

–Почему мы должны спускаться?

–Что случилось?

–Это бред! Я, между прочим, заплатил за билет!

–Дамы и господа, без паники. Без паники…

18 часов 53 минуты

Полицейская машина тормозит. Во все стороны от Эйфелевой башни прет рассерженная толпа.

–Они закрывают вход на башню и эвакуируют туристов! — ликует Миртиль. Он выскакивает из машины, потрясая планом. — Ну, Клеман, что мы имеем?

–Я скажу вам, что вы имеете, — произносит до боли знакомый голос всего в паре метров от него. — Вы имеете то, что вас имею я!

Миртиль оборачивается.

Миртиль видит комиссара Саразена.

И лицо Клемана, который не знает, куда девать глаза.

Габриэль тотчас же все понимает, все. Сначала Миртилю хочется убить их обоих, потом — себя, потом ему становится так тошно, что нет сил даже двинуть рукой. Двинуть Саразену в ухо, например…

–Фотографии, — командует Саразен, хищно скалясь. — И схему. Будете пай-мальчиком, разрешу участвовать в операции. Ну?

–Ваша взяла, — произносит Миртиль с горечью.

В сущности, к сказанному добавить больше нечего.

В настоящий момент без убийства нам никак не обойтись.

Гилберт Кийт Честертон. Три всадника из Апокалипсиса

Переслав по электронной почте все материалы, которые помогут властям разобраться в этом деле, я сочла, что настало время позаботиться о себе, выключила смартфон и поспешила прочь. После того что я успела натворить, полиция наверняка будет не прочь побеседовать со мной, но я еще не чувствовала себя готовой к этой беседе. И, в конце концов, я еще не побывала в Версале.

На Иенском мосту, однако, я замедлила шаг, чтобы отдышаться. Возле моста находится пристань, на которой стоят готовые к отплытию туристические кораблики. Казалось бы, чего уж проще — сесть на один из них и уплыть куда-нибудь подальше, мимо замечательного музея Орсэ и острова Ситэ, но…

Но я никогда не предполагала, что любопытство может оказаться сильнее страха и благоразумия, вместе взятых. Я понимала, что на башне вот-вот начнется эвакуация, возможно, вызовут спецназ, возможно, будут искать меня, и поэтому оставаться здесь небезопасно — даже если не принимать в расчет того, что самая знаменитая постройка в мире может в любое мгновение взлететь на воздух, и тогда всем, кто окажется поблизости, не поздоровится. Однако я ничего не могла с собой поделать. Я заварила такую кашу, что непременно должна была увидеть, чем она закончится. Сидеть у себя в номере и бесцельно переключать каналы в поисках новостей меня вовсе не устраивало.

Поэтому я повернулась спиной к дворцу Шайо, перешла на набережную Бранли и заняла свой пост на некотором расстоянии от Эйфелевой башни, притворяясь обычной туристкой, фотографирующей окрестности. Я ужасно нервничала и здорово трусила, но подбадривала себя и молилась, чтобы для лучшей в мире башни все закончилось хорошо.

Примерно без четверти семь началось движение — очередь, стоявшая на подъемники, начала рассыпаться, а полицейских машин стало гораздо больше. Минут через десять появились вертолеты и одновременно с ними — фургоны спецназа. Прибыли на специальных машинах какие-то люди в сложной экипировке и с собаками — очевидно, саперы, так что пока все шло как надо.

Спецназ оцепил район вокруг башни, кроме того, полиция перекрыла входы на ближайшую станцию метро «Марсово поле — Эйфелева башня», и какие-то граждане в штатском, с чрезвычайно цепким взглядом и коротко стриженные, принялись прочесывать толпу, особенно пристально всматриваясь в инвалидов на колясках. Присутствующие, в большинстве своем обычные туристы, недоумевали, не понимая, что происходит, но при этом никто не торопился уходить. И тут мое сердце екнуло.