Искренне - Ава Рид
Шрифт:
Интервал:
Мы не разговариваем, а просто молча держимся за руки, и я понимаю, как мне этого не хватало, хотя я сам не осознавал этого. Волнение танца угасает и во время поездки сменяется другим ощущением, пока ночь и ее тени пролетают за окнами, – чувством спокойствия и удовлетворения.
Когда мы добираемся до дома и вместе проходим через дверь квартиры, мы все еще не говорим ни слова. Носок виляет хвостом и радостно лает на нас, напрыгивая на ноги Энди, которая только что сняла куртку и собиралась вылезти из обуви.
– Эй, ты скучал по нам? – весело спрашивает она, наклоняясь и похлопывая его по голове.
Она смотрит на меня с широкой искрящейся улыбкой, и у меня вновь появляется камень на сердце.
Еще недавно, на вечеринке, я хотел Энди. Мое тело горело огнем, и я бы с удовольствием сорвал с нее одежду еще на танцполе, чтобы исследовать каждый сантиметр ее тела, покрывая его поцелуями. А что сейчас? Сейчас я смотрю на нее и хочу чего-то совершенно другого: я хочу устроиться с ней на диване, обнять ее. Но не более. Что со мной не так?
Еще одна приятная мысль, не правда ли? Одна из тех, которые, мать вашу, вселяют настоящий страх…
Я не Мэйсон. Я не обольститель и не могу надевать и снимать уверенность в себе, как дорогой костюм, когда мне это вздумается.
Я нервно потираю шею и спрашиваю то, что она, вероятно, посчитает чрезвычайной глупостью.
– Хочешь пить?
Я бы сам посмеялся над собой. Но не она, не Энди. Ее глаза сияют все больше и больше.
– Да, было бы замечательно.
Не думая о том, что я сейчас делаю и куда иду, я направляюсь на кухню, завариваю Энди зеленый чай и наливаю себе стакан воды. Она любит этот чай.
С напитками в руках я возвращаюсь в гостиную и не могу сдержать улыбки, когда понимаю, что Энди уснула на диване. Носок свернулся рядом с ней, я выходил с ним на улицу перед вечеринкой. Голова Энди наклонилась, она еще сидит, но глаза у нее уже закрыты, а дыхание спокойное и ровное. Я молча ставлю чашку и стакан. Надо отнести ее в постель. Это, очевидно, станет нашей традицией.
Она издает сонный вздох и подтягивает коленки к груди, протащив ноги через весь диван.
Я иду к ней и поднимаю ее на руки. Ее голова падает мне на плечо, руки складываются сами собой вокруг моей шеи, и она шепчет: «Я не сплю», что заставляет меня тихо рассмеяться.
Я осторожно даю ей соскользнуть на кровать, снимаю очки и накрываю ее одеялом. Кладу очки на новый письменный стол, затем хочу выключить свет и покинуть ее комнату.
– Пожалуйста, не уходи, – бормочет она, и я делаю паузу. Так будет лучше, я должен идти. Но вместо этого ноги несут меня обратно к ней, я сажусь на край ее кровати. Энди изо всех сил старается не уснуть полностью. Даже при том, что ее глаза закрыты, она все еще в сознании.
– Расскажи мне кое-что.
– Что ты хочешь услышать?
– Все.
Теперь я действительно смеюсь. Как она это делает?
– Не думаю, что ты сможешь не заснуть еще достаточно долго для каких-либо рассказов.
– Почему все называют тебя Купером?
– Мэйсон стал делать так в какой-то момент, и мне понравилось. С тех пор так и осталось. В общем, это просто прозвище.
– Понятно. – Она закусывает нижнюю губу. – Почему ты никогда не разговариваешь со мной? – Теперь ее голос звучит так тихо, что я едва различаю слова. Задавая этот вопрос, она открывает глаза и смотрит на меня из-под длинных ресниц.
Я со вздохом обдумываю вопрос.
– Это не совсем мой конек.
И я не вру. Мэйсон единственный, кому иногда приходится слушать мою болтовню.
– Это хорошо, – говорит она, и ее веки снова становятся тяжелыми.
Я морщу лоб.
– Почему это?
– Я думала, ты не хочешь разговаривать именно со мной. Но если ты ни с кем этого не делаешь, значит, все в порядке. – Она кутается в одеяло. – Почему ты… почему… – Она глубоко вздыхает, а я вообще перестаю дышать. Надо просто взять и уйти. Все это не приведет ни к чему хорошему. – На кого ты учишься?
– Это тот вопрос, который ты собиралась задать?
– Нет. Думаю, пока что я оставлю его при себе. – Ее губы растягиваются в легкую улыбку.
– Я изучаю изобразительное искусство и историю искусств. И еще немного литературу. – Этого достаточно для ответа на ее вопрос, так почему я продолжаю говорить дальше? Зачем? – Когда-то я начинал заниматься спортом, и у меня даже была стипендия. Я был приличным футболистом. Мой папа вложил в меня много времени и хотел, чтобы я стал профессиональным игроком. Я бы, наверное, и правда мог стать им…
– Но это не сделало бы тебя счастливым.
– Верно, не сделало бы. Но… с моей семьей и без этого непросто. Мы не общаемся. Только с моей сестрой. – Не знаю, почему я говорю ей это.
– Твой папа должен гордиться тобой. – От ее слов у меня сжимается горло. – Быть счастливыми и здоровыми – что еще мы можем желать для тех людей, которых мы любим? – Ее голос прерывается, слезы катятся из уголка ее глаза, я отчетливо вижу это и чувствую себя совершенно беспомощным. Я смотрю на нее с удивлением, я не уверен в том, что происходит, и не знаю, что сказать на ее слова. Она плачет, и я подтягиваю ее к себе, приподнимаю с подушки и обнимаю. Я заставил ее плакать.
– Прости, – произносит она в какой-то момент, и я успокаивающе глажу ее по спине.
– Не за что извиняться.
Она дрожит, у нее на глазах опять появляются слезы, я слышу, как она прочищает горло.
– Я всегда хотела поступить в Харбор-Хилл, – внезапно начинает говорить она. – Моя мама встретила папу здесь. И она… она умерла. Два года назад. Лейкемия. – Вот дерьмо. Я прижимаю ее ближе к себе. – Болезнь развивалась медленно. Мама долго боролась, но донора не было, и… потом ее внезапно не стало и… – Ее голос снова прерывается, она глубоко вздыхает. – Тогда моя жизнь была иной. После этого я еще больше хотела приехать сюда. Это было не очень легко. – Она усмехается. – Легко в жизни вообще бывает довольно редко, но сейчас мы с Джун здесь, и это прекрасно.
– Ужасно. Мне так жаль.
– Мне тоже. – Она тяжело сглатывает.
– Почему ты спала в клубе? – О черт. Это совершенно бестактно, и я не знаю, почему вопрос возник у меня именно сейчас. – Извини, это было неуместно, я не хотел… я имею в виду…
– Все нормально. Просто получилось немного иначе, чем хотели мы с Джун. Она получила общежитие и стипендию, и она поехала первой, у меня ничего этого не было, и пришлось ждать. Папа уволился с работы, погрузившись в страх и печаль, заботясь о маме. В какой-то момент ему пришлось взять кредит, чтобы он смог платить людям на ранчо и покрывать текущие расходы. Она больше не могла работать и… у нее не было медицинской страховки. Через некоторое время я начала брать деньги из фонда, отложенного на учебу, чтобы помочь родителям.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!