Изабель - Гай Гэвриэл Кей

— Отец сказал что-то похожее.

— Мне нравится твой отец. Надеюсь, и я ему нравлюсь.

— Гораздо важнее, чтобы ты понравилась маме.

— Меган? Она меня любит. Как сестра.

Нед даже рассмеялся.

— Ложись спать, — сказала его тетя.

Он лег и, к своему удивлению, уснул.

* * *

Наверху в Антремоне, на ветру, в середине ночи, Фелан вспоминал другие времена, глядя на догорающие факелы. Он думал о лесе, впервые после того, как пришел сюда.

Он боялся умереть в тот день, так много жизней тому назад, когда шел через черный лес следом за проводниками, не имея представления, куда они его ведут и вернется ли он когда-нибудь обратно, на берег моря, к свету.

Даже погруженный в глубокую задумчивость, он заметил, когда его противник вернулся на плато, в облике совы.

Похоже, что Кадел не намерен скрываться.

Фелан глядел на юг, он не дал себе труда повернуться и посмотреть, как тот, другой, превращается в человека. Фелан расположился на краю обрыва, над огнями Экса внизу. Невидимое море раскинулось внизу, за прибрежными горами. Он всегда его чувствует, прилив внутри себя, а сейчас полнолуние.

Его не тревожит нарушение соперником правил, которые им установила Изабель. Ничего неожиданного нет в таком поведении.

Она не изменит свой выбор из-за того, что один из них пытался получить некоторое преимущество. Они сражались друг с другом или вели здесь войны уже два тысячелетия. С тем же успехом она может считать полеты Кадела доказательством того, что он ее больше желает. Или нет.

Он давно понял: неразумно полагать, будто ты знаешь, что Изабель подумает или сделает. И это придуманное ею новое задание его тревожит.

Он знает, что Кадел чувствует то же самое. (Они уже хорошо изучили друг друга.) Кельт, возможно, вернулся сюда потому, что действительно боится, как бы нарушение им правил не имело последствий, это только что пришло Фелану в голову. Она капризна, возможно, это в ней главное, непредсказуема, даже по прошествии более двух с половиной тысяч лет. И она на этот раз придумала вместо дуэли между ними нечто новое.

Иногда, когда он думает об этой цифре, об этом долгом времени — две с половиной тысячи лет, — у него все еще сжимается сердце. Груз этих лет, невозможность. Долгий молот судьбы.

Они никогда не меняются, они двое. Она меняется всегда, в мелочах, но заметно. Поэтому ее приходится узнавать заново, каждый раз. Бесконечно разная, бесконечно любимая. Это связано с тем, как она возвращается — через другую женщину, которую они вызывают. Отбирают чужую душу.

Сидя спиной к другому мужчине и к духам, глядя с края плато вдаль, Фелан совершенно не боялся. Кадел не нападет на него здесь. Так далеко он никогда не зайдет.

Фелан полагал, что мертвые Белтейна исчезнут — как им было приказано — до восхода солнца, хотя друид, возможно, не исчезнет. Брис — это джокер своего рода в этой игре, так было всегда, но с этим ничего нельзя поделать, правда.

То, чего он не может изменить, он будет игнорировать в следующие три дня.

Ему необходимо ее найти. Первым.

Необходимо сосредоточиться на возможностях; их слишком много. Фелан напомнил себе, что она хочет, чтобы ее нашли. Попытался понять, что это значит, как повлияет на то, где она может быть.

Может случиться так, что она будет перемещаться, а не останется в одном выбранном месте. Они так много раз проживали это возвращение, все трое. Она умеет менять одежду, прятать волосы, добывать деньги, если они ей нужны. Она не умеет летать, но есть поезда, такси. Этот мир пугает ее не больше, чем каждого из мужчин, когда они возвращались и находили перемены. Всегда бывают перемены.

Она ничем не ограничена, только горной грядой, которая служит пределом их истории здесь, а это большое пространство, на восток, и на запад, и на север, и до берега моря.

Под лунным светом местность внизу, уходящая на юг, достаточно ярко освещена, чтобы появились тени. Фелан хранит в себе ее голос и смотрит в сторону изменившейся, невидимой береговой линии, вспоминая.

Он так боялся в тот первый раз, когда оказался здесь.

Приплыл с тремя кораблями, чтобы основать торговый пост на берегу, который, как было известно, обитаем и опасен. Люди делали себе состояние пропорционально опасности. Так тогда полагалось. Если привезенные товары трудно было достать дома, прибыль была гораздо больше.

Он был молодым, но уже известным мореплавателем. Пока не женатым, готовым идти на риск, строить восходящую траекторию жизни. Пользовался репутацией не слишком общительного человека, но и не имел явных врагов. Привык командовать. Его сделали главой экспедиции.

Они сошли на берег, как он помнит, немного западнее этого места. Береговая линия покрылась илом, она сильно изменилась за две тысячи лет: леса вырубали ради стройматериалов, дров для костра, строили оросительные системы, плотины от наводнений. Море теперь отступило дальше, чем было прежде.

Он помнит, как увидел деревья с корабля, лес подходил прямо к тому месту, где построили гавань. Бухточка, защищенная от ветра, маленький каменистый пляж. Как смотрел с корабля на эти дубовые леса, гадал, что лежит за ними. Смерть или богатство… или ничего особенного.

В конце концов, и то, и другое необязательно.

Кельты спустились к ним два дня спустя. Бесшумно появились из леса, когда они строили первые временные строения.

Страх вернулся при одном взгляде на их размеры. Они были мощными и высокорослыми. И от их дикости: полуголые, в тяжелых золотых украшениях, с длинными волосами, в ярких штанах в обтяжку, с оружием в руках.

Он умел сражаться, некоторые из его моряков тоже. Но они были торговцами, не настоящими воинами. Они пришли с миром, с надеждой и с жадностью.

Чтобы остаться надолго, если это удастся.

У них не было общего языка. Двое из его людей бывали здесь раньше, дальше к востоку по побережью; они вместе знали слов двадцать-тридцать на том варварском наречии, на котором говорили здешние обитатели. И смешно было бы вообразить, что один из этих варваров-гигантов заговорит по-гречески. На языке благословенных олимпийцев.

Цивилизованных людей.

Они находились вдали от цивилизации на каменистом берегу у леса.

Кельты приняли подарки: ткани, и вино, и чаши для вина, драгоценные ожерелья с камнями. Вино им понравилось.

И они проявили инициативу, многообещающую. Из их жестов во время второй встречи, через два дня после первой, — они показывали, будто пьют, едят, махали руками в глубину леса, — он понял, что они хотят сказать. Его приглашали на пир. У него и мысли не возникло отказаться. Нельзя позволять страху управлять тобой.

Он пошел, с одним спутником, на следующий день, когда они пришли за ним. Они последовали за десятком кельтов в лес, и темнота накрыла их, словно плащ, немедленно, даже в солнечный день, а море исчезло из вида сзади, а потом и его шум умолк.