Дамский террор - Татьяна Михайловна Чистова

в зал, принюхалась. Ничего, почти нормально, еще час-два проветрить, и все будет хорошо. Надо завтра же найти Гранину, вернее, уже сегодня, и через три часа пора бы вставать и собираться на работу. И еще кое-что.

Портфель лежал на месте, под тряпками и коробками, такой же толстенький, как и вчера утром. Рита задвинула его подальше к стенке и пошла закрывать дверь. По дороге обернулась несколько раз, остановилась, будто искала что-то в сумке, а сама смотрела по сторонам. Светлой машины не было, вернее, они были, неслись через туман и мелкий дождь по своим делам, и ни одной из них до Риты не было никакого дела.

Спать она не легла, смысла не было — и вставать уже скоро, и все равно не уснула бы. После душа слонялась по квартире до шести утра, потом пошла в кофейню неподалеку. Там работали круглосуточно, и персонал выглядел не лучше Риты, тоже все помятые и уставшие, но держались бодро. Рита выпила два больших стакана черного кофе без сахара, еще один взяла с собой и пошла в банк. Голова кружилась, в глаза будто песка насыпали, но ледяной ветер спасал, помогал держаться на ногах, и до работы Рита добралась без приключений. Но в кабинете развезло, вот хоть ложись на стол, например, и спи, и Рита уже всерьез обдумывала это. Вспомнила, как несколько лет назад, еще до банка, искала работу в своем городишке, ездила на каждое собеседование по более-менее подходящей вакансии. И в тот раз поехала, причем на такси: контора оказалась очень неудобно расположена, но деньги обещали неплохие, правда, график был сменный. В перспективе предстояло считать горючку, что приходила цистернами на местный НПЗ. Когда Рита назвала таксисту адрес, мужик вдруг понимающе ухмыльнулся:

— Знаю, как же, у нас вызовы туда часто. Девчонки сутками работают, утром перед сменой энергетики закупят, и вперед, к станку.

Рита тогда вышла на вокзале, решила, не так пока все плохо, чтобы пить перед работой энергетики. Так вот, сейчас бы они точно не помешали. За дверью слышались голоса, в основном Иркин: она сходила на разведку в бухгалтерию и теперь делилась новостями:

— У ахошников троих сократили, у пиарщиков только начальник остался, да им и этого много. Процессинг пока не трогают. Вроде как учредители свои денег внесли, вкладчиков успокоили, так что есть надежда, что выживем.

Юлька что-то отвечала, но Рита не слушала. Она посмотрела на старый дом, на мокрые от дождя и снега стены, на битый кирпич внизу, грязь и доски, что валялись повсюду. Потом проверила почту, отпила половину остывшего кофе, попыталась вникнуть в смысл писем, что требовали немедленного ответа, и бросила это дело. Глаза закрывались сами собой, и сразу проявлялись картинки: вот бритый мужик входит в салон, здоровается с Глебом, идет в зал, достает автомат, и Мартынов-младший падает на спину, да так и остается с дырами в животе и груди. Вот выносят черные пластиковые мешки, на потолке пляшут синие и красные отблески маячков «Скорой» и полиции, вот вода в ведре окрашивается в багровый цвет. Рита открыла глаза и замерла — в дверях стоял Черников. Бледный, заметно похудевший так, что костюм висел на нем, в безупречной белой рубашке, он закрыл дверь на ключ и шагнул к Рите. Она вскочила, но деваться было некуда, если только сквозь стену пройти.

— Как ты? — Черников хотел взять ее за руку, Рита увернулась и едва не уронила стакан с остатками кофе.

— Все хорошо. А что такое? — Она даже смогла улыбнуться, но получилось наверняка жалко.

— Не ври, — тихо сказал Черников, — Рита, не ври мне.

Она вышла из-за стола, Черников посторонился и дал ей дорогу. Рита села на подоконник и увидела свое отражение в стеклянной створке шкафа. Тоже бледная, но и только, лицо спокойное, и это главное.

— Не ври, — повторил Черников, — весь город в курсе, что вчера произошло в салоне, а до этого на рынке. Я тебя предупреждал.

— Мне хорошо потому, что этой сволочи больше нет. — Отпираться было бессмысленно, да и незачем. Если бы против нее было хоть что-то, хоть какие-то подозрения, то сюда пришел бы сейчас не Черников, а полиция. Или она утром вообще бы не дошла до работы, а лежала бы в черном мешке в компании ее вчерашних гостей.

— А на остальных тебе плевать? — В голосе Черникова звучала угроза, он подошел к Рите вплотную, она выставила руки перед собой.

— Чего ты хочешь?…

— Там были камеры, — перебил ее Черников, — Морок все сделал грязно, если его найдут, тебе конец.

— Не понимаю, о чем ты. — Улыбаться было все сложнее, Рита краем глаза видела, что ее улыбка превратилась в оскал. Камеры, значит. Ну и фиг с ними. Скажет в крайнем случае, что шла к Бондарю обсудить размер и сроки выплаты дани, а с ним случилась такая неприятность. Да ему десятки людей в этом городе платили, тогда уж всех надо подозревать и начать с продавщиц шуб, например. Они его вообще каждый день видели и были в курсе его привычек.

— Чего ты хочешь? — повторила Рита, Черников схватил ее за локти и поднял с подоконника. Рита дернулась, Черников прижал ее к себе и принялся целовать, запустил руки под одежду. Рита дернулась еще раз, еще, и сил больше не осталось, она обняла Черникова и вдруг почувствовала, как по лицу текут слезы.

— Ритка, что ты натворила, — Черников не отпускал ее, держал обеими руками, — этот несчастный завод должен был отойти Бондарю, Морок завалил его, и конкуренты тут же подсуетились. Их застрелили вчера на твоей территории вместе с владельцами производства. Черт знает, что там будет дальше, каждый думает, что это дело рук именно его оппонентов, у каждого был там интерес. Я тебе говорил про войну, как в девяностых, но ты не верила.

— Я уеду, — Рита ткнулась лбом Черникову в плечо, — я продаю салон и уезжаю. Поедешь со мной?

— В Париж? — Черников гладил Риту по волосам. Она закрыла глаза, слезы еще лились ручьями, и сдержать их не было никакой возможности.

— Можно и в Париж, нам денег хватит на две жизни.

Черников молчал, Рита смотрела на старый дом за его спиной, на химеру, что деликатно отвернулась и делала вид, что ничего такого не происходит.

— Куда угодно, лишь бы тепло было, — сказал Черников, — скоро зима, а я ненавижу зиму, тьму, холод, грязь. Была бы возможность — как медведь в берлогу бы прятался на полгода.

— Тогда в Прованс, — сказала Рита, — там