Любовь плохой женщины - Роуз Шепард

— Мы в этом не виноваты. Я и Алекс. По крайней мере, не мы одни.

— Боже праведный, разумеется, нет. Она всегда была склонна к истерии. Только между нами, Наоми, проблема Кейт в том, что…

— Замолчи, — резко оборвала подругу Наоми.

Элли уже собиралась возмутиться — никто, никто не смел так разговаривать с Элейн Шарп! — но тут она заметила, что Наоми смотрит не на нее, а куда-то в сторону. Проследив за направлением ее взгляда, Элли увидела Алекса Гарви. Он стоял в проеме двери и смотрел прямо на них.

— Алекс. Ты сегодня рано. — Очаровательным жестом Наоми протянула к нему руки, как ребенок, который хочет, чтобы его подняли. — Как замечательно. Иди же, посиди с нами. А у нас Элли, как видишь. И она принесла нам чудесный подарок на новоселье.

— Элли, — кивнул, здороваясь, Алекс — небрежно, но не враждебно.

Элли удивилась, увидев, что он почти не изменился. Ей представлялось, что присутствие Наоми в его жизни повлияет на него, и, скорее всего, не лучшим образом. Но улыбка была все такой же: терпеливой, понимающей. И недели активного секса не превратили его в тень. Можно сказать, что он выглядел еще лучше, чем раньше: загорелый, мускулистый, спокойный.

— Я решила заглянуть, — сообщила она ему с важностью, — чтобы посмотреть, что за квартирку вы себе купили.

— Ну и как, одобряешь?

— Пока сойдет.

В один миг Алекс очутился возле Наоми и заключил ее в объятия.

— Да, не обращайте на меня внимания, — раздраженно пробормотала Элли. Чуть ли не в первый раз в жизни она почувствовала смущение (самую капельку) и не вполне понимала, как себя вести.

— Что ты, как можно. — Алекс по-приятельски уселся между женщинами и отхлебнул вина из бокала Элли.

— Угадай, — настаивала Наоми. — Ну же, Алекс, угадай, что подарила Элли.

— Даже не представляю.

— Кирпич для курицы, — сообщила она ему важно, со знанием дела. — Ты знаешь, что это такое, а, Алекс? Это кирпич, чтобы жарить курицу. Надо просто положить в него курицу и поставить в духовку. И готовить один час. На цифре «шесть».

Еще один рабочий день подошел к концу. Джон Горст испытывал огромное нежелание идти домой. Сама мысль об этом была ему так неприятна, что он не мог сдвинуться с места и так и сидел за столом, тупо перелистывая папку в обложке из буйволовой кожи до тех пор, пока где-то в половине седьмого не появилась уборщица Пэт. Она просунула голову в дверь и неодобрительно хмыкнула.

— Нельзя столько работать, можно надорваться, — предупредила она.

Джон убрал папку по делу Петтиферов в ящик стола, закрыл его на ключ и ответил Пэт в том смысле, что на данной стадии развития ситуации можно надеяться только на обсуждение пределов компенсации ущерба.

— Вечно вы скажете! — хихикнула Пэт и решительно закрыла дверь, предоставив Джону возможность собраться и наконец пойти домой.

Сцепив руки за головой, Джон откинулся на спинку стула, зевнул, с удовольствием потянулся — так, что рубашка выскочила из-за пояса брюк. Он мысленно подытожил проделанную за сегодня работу — ему поручили дело о скандальном, унизительном разводе Петтиферов. Поскольку на пустом белом пространстве потолка рассматривать было нечего, Джон вызвал в памяти образ Джин-Энн Петтифер. Он вспомнил, как она наклонялась к нему, сжимая край стола так, будто пыталась продавить столешницу насквозь. Это была худая женщина с прямыми волосами и самым неприятным лицом из всех когда-либо виденных Джоном (рот, подбородок, веки — все было слеплено наспех, небрежно, а диапазон доступных ее лицу выражений был узок до крайности). Три недели назад она проинструктировала его следующим образом: «Я хочу, чтобы после развода ему не осталось ни гроша. Разорите ублюдка. Пусть дворником идет работать». Выпалив это, она уселась — а точнее, развалилась — в кресло и, глядя не на Джона, а в окно за его правым плечом, с возмутительным высокомерием принялась перечислять все недостатки Грэма Петтифера, все его упущения и огрехи, начиная с жалкой неспособности починить розетку или подвесить полку и заканчивая небольшой, но непростительной оплошностью в сексуальных отношениях.

На протяжении этого долгого и в основном не имеющего никакого отношения к делу отчета Джон брал время от времени ручку, делал бесцельные записи в блокноте и все больше проникался сочувствием к злополучному Грэму, который приобретал в его воображении образ безвинного страдальца. Однако позднее Петтифер разочаровал Джона: через своих адвокатов «Ломакс, Ллойд и Мандэй» он ответил отрицаниями, обвинениями и мстительными встречными исками (несомненно, в офисе Майка Мандэя на другом конце города был исторгнут аналогичный поток поношений).

Почему люди были такими скупыми и подлыми? Ответ его Грэма Петтифера — того, кто прожил короткую, но славную жизнь бабочки-однодневки в воображении Джона, — был бы более благородным или более парадоксальным. Например, он бы непременно отказался от права собственности на каждый кирпич и каждую доску, находившуюся в совместном владении. Возможно, он пошел бы дальше: он отдал бы бывшей жене не только стереосистему, но и коллекцию своих любимых записей; он отдал бы ей не только обеденный сервиз, но и двенадцать серебряных крестильных ложек, принадлежавших его матери. Он бросил бы ей на колени ключи от автомобиля, сложил бы в сумку смену белья и уехал бы из города на автобусе, чтобы начать жизнь сначала. Но, как ни печально, настоящий Грэм Петтифер не мог похвастаться подобной отвагой и решительностью.

Конечно, современное семейное право вынуждало разводиться недостойным образом, оно стравливало бывших супругов, заставляя их обливать друг друга грязью. Но в обществе уже назревала потребность в более дешевой, быстрой процедуре развода — согласительной, без определения виновной стороны. В связи с этим Джон задумался, что мог бы сделать беспристрастный, добросовестный мировой посредник, выдвинутый из рядов среднего класса, чтобы примирить Джин-Энн и Грэма. Пожалуй, любой судья предпочел бы быть арбитром между двумя злобными пит-бультерьерами.

В приемной послышалось пение Пэт — что-то угрожающее вроде «тра-ля-ля», сигнализирующее о том, что она вот-вот снова появится в офисе Джона (она, в отличие от некоторых, не собиралась торчать здесь целую вечность).

Адвокатская контора «Горст и Мерридью» находилась в центральной части города; стеклянная передняя дверь выходила прямо на узкий тротуар. Партнеры расположились в здании, ранее занятом магазинами, но вертикальные жалюзи на окнах свидетельствовали о должной конфиденциальности, а табличка при входе обещала квалифицированные юридические консультации частным и юридическим лицам, она хвасталась опытом ведения трудовых, жилищных и хозяйственных споров, бракоразводных процессов, подачи исков о возмещении ущерба вследствие получения травмы, а также ввода в наследство и утверждения завещаний. Джосс Мерридью, более яркая половина совместного предприятия Горста и Мерридью, занимал помещение на втором этаже, откуда мог гордо взирать на свой «понтиак-файэрберд», заведенный им вместо семьи. Ну а из кабинета Джона Горста, расположенного на первом этаже, можно было легко добраться до заднего выхода и автомобильной стоянки.