Активное сознание - Олег Бахтияров

Маршрутка ехала очень медленно. Это особенность маршрута. Она всегда покидала свой район на маленькой скорости и только потом набирала нормальную скорость. Меня это чрезвычайно раздражало. Но я продолжал следовать своему решению. В тот момент, когда я обнаружил, что у меня исчезла схема тела, я снова испугался и начал ощупывать руки и ноги. Я не чувствовал их, но я их видел. Все мои манипуляции и попытки несколько раз встать и покинуть салон не на шутку взволновали рядом сидящую девушку. И когда я в очередной раз, но уже решительно, встал, чтобы пересесть в конец салона либо выскочить из "злополучного" транспорта (я сам тогда еще не знал, как поступлю), она любезно и моментально меня пропустила. Я переместился в конец, на предпоследнюю пару сидений, и снова сел у окна. Стало легче. Я вроде как привык к своему Альтернативному Состоянию Сознания. Но вскоре выяснилось, что процесс этот ритмический. Накатывание волн продолжалось. Тело я по-прежнему не чувствовал.

На очередной остановке зашла еще одна девушка, и снова ситуация повторилась. Она села рядом со мной, загородив выход. До этого момента я сохранял контроль только глазами. Точнее, намерением — как-то через глаза. Также активно участвовала мимика в качестве фиксатора моего намерения. Другими словами, я управлял собой глазами и мимикой. Немного телом. Я пытался делать мудры и пассы руками. Глазами я удерживал обычный мир, постоянно предпринимая усилия по сборке мира. На меня накатывалась нечто очень бессмысленное или что-то очень чужеродное по смыслу, а я просто фиксировал смысл своего действия — я еду домой в маршрутном такси. За счет этого усилия картинка не распадалась. Но я всецело превратился в зрительное поле.

Через некоторое время я уже с трудом помнил, откуда я еду и куда. Когда же я вспоминал, откуда и как, называл это "про себя" — возникало чувство, что такого места на самом деле не существует. И оно лишь плод моего воображения. Тогда я решил сконцентрироваться на том, куда я еду. Это облегчило задачу и немного успокаивало.

Дорога от тетки к моему дому занимает около часа. Примерно столько времени длилась моя битва за осознание в маршрутке. В конце концов, люди стали обращать на меня внимание. Парень на переднем сидении чуть не свернул себе шею, пялясь на меня краем своего левого глаза. Девушка тоже подозрительно поглядывала на меня. Это обстоятельство тоже держало меня в рамках, и в какой-то мере давало толчок к самоконтролю. У меня были серьезные опасения, что я умираю.

Когда я вышел из маршрутки, то надеялся, что станет легче. Но я ошибался. Звуковой фон оглушительно гремел тишиной. На периферии слуха звучали странные голоса и звуки. Я старался к ним не прислушиваться, чтобы не быть ими захваченным. В связи с таким продолжительным и ужасным положением моя тревога относительно того, что я умираю, набирала обороты. На меня навалилась сновидческая вата. Я чувствовал, что ужасно хочу спать. Но не так, как обычно, что закрываются глаза, и я погружаюсь в сон. Я погружался вопреки открытым глазам, и это меня пугало. В какой-то момент я перестал узнавать и понимать, где нахожусь. Первая мысль была, что я в сновидении-наяву. За ней другая — что я могу забыть, откуда пришел. Я снова предпринял неимоверное усилие, чтобы вспомнить, куда я направляюсь. От этого усилия произошло расщепление меня как субъекта на две части — пространство осознания и пространство воли.

Осознание сообщило мне, что я умер. Это была сухая констатация свершившегося факта. Эта информация была принята мной с подозрительным смирением. На каком-то уровне мне было уже все равно. Но другая часть просто действовала. Я решил выпить бутылку пива из расчета, что это мне поможет прекратить весь этот ужас. Я ее купил и выпил. Не помогло. Я продолжал мучительно вспоминать, куда я иду. Кто я. И все такое подобное. Чем дольше это продолжалось, тем тяжелее мне это удавалось. Я понимал одно — я умираю.

Расщепленный надвое, я двигался в сторону дома. Попутно я решил искать водоем. Мне нужна была холодная вода. Чем ближе я приближался к дому, тем больше нарастал кризис в сознании и бессмысленность моих действий перед лицом надвигающейся бездны. К водоему я не дошел. Я решил, что мне лучше принять холодный душ дома.

Войдя в квартиру, я стал отжиматься. Я делал это с легкостью. Ни тела, ни усталости я не чувствовал. Меня это испугало. Я в ужасе начал сбрасывать с себя одежду, чтобы принять холодный душ. Увидел свое тело, и ужас усилился. Оно выглядело чужеродно, и казалось, оно разлагается на глазах. Я вошел в душ и лил на себя ледяную воду. Но я ее не чувствовал. Намочив полотенце холодной водой, я вышел из душа и обмотал им себе голову. Оделся и вышел из ванной.

За пределами ванной меня ожидала новая волна ужаса. Картинка стала уменьшаться. Предметы стали маленькими, но при этом очень четкими. Казалось, что я нахожусь в какой-то виртуальной реальности. Снова сознание мне сообщило, что я мертв. А все, что я вижу, не более чем моя испаряющаяся память. И сейчас еще немного — и я погружусь в забвение. Я смотрел на родителей, на свою собаку. И вдруг четко осознал, что эта картинка со всем ее содержимым — не более чем моя память о моей жизни до момента смерти. Возникло ощущение острого одиночества и какого-то невообразимого туннелеобразного коридора моей судьбы. Я был в этом коридоре абсолютно один. Там некому было поддержать меня. Там не было никаких авторитетов, кроме моей воли, кроме силы моих решений.

И куда бы этот коридор теперь ни вел, все это было лишь моей памятью. Прошлым. Все последующие события теперь воспринимались очень отчужденно и очень странно. Странность заключалась в том, что, кроме памяти, у меня ничего больше не оставалось. Но события по-прежнему развивались. Это воспринималось так, словно я следую по инерции за своей памятью и вспоминаю свое будущее. Моя память была началом и концом моей жизни. Через некоторое время она даже перестала восприниматься как моя память. Я просто созерцал чью-то память. Я перестал быть собой. Но при этом у меня сохранялось некое абстрактное Я. Некий центр управления. Я по-прежнему принимал решения. Я осознал, что уже все безнадежно утрачено, и еще немного — и память исчерпает себя, и я перестану существовать окончательно. Я принял решение не отбрасывать память. Я преодолел ее чужеродность и картонность. Я оживлял ее своей волей. Подпитывал ее нереальность своей активностью. Я суетился, что-то делал. Продолжал смотреть и участвовать в своих будущих воспоминаниях. Я был намерен жить вопреки всему. Вопреки памяти, вопреки сознанию. Я подошел к окну и в оглушительном безмолвии смотрел в окно. На улице было солнечно. Яркий свет проникал в комнату. Мир опять был безжалостно плоским. Картинка начала светиться все сильней и сильней. Она ослепляла меня. Я подумал, что сейчас снова войду в ясный свет. Но принял решение не входить.

С этого момента я ощутил, как моя память обретает плоть. Как из картонки она превращается в нечто живое. Картинка стала увеличиваться до нормальных размеров, приобретать объем. Вместе с этим постепенно стала обретаться схема тела. Я лег на кровать и, наконец, расслабился. Все закончилось. Осталось лишь чувство глубокой опустошенности, общая слабость и воспоминание, что я только что сотворил сам себя из кусочка чьей-то памяти. Кто только что умер. И теперь проживаю жизнь этого человека как свою собственную».