Золото Аида - Галина Полынская

Василиос открыл папку, посмотрел на бумаги и снова закрыл.

– Давайте же, не томите.

– Тридцать два миллиона евро.

– Сколько? – не без удивления переспросил Феликс.

– Тридцать два.

– София была так богата?

– А что вы хотели? Эти Триадакисы – одна из старейших семей в Греции.

– Я, конечно же, помню, что ее отец был достаточно обеспеченным человеком, ее муж вроде тоже был не бедным, но я не в курсе истинного положения вещей.

– Ее муж был никем, чтоб вы знали. Когда он учился за границей на архитектора, его семья голодала, чтобы посылать ему деньги на обучение. Вернувшись в Грецию, он просил руки Софии у ее семьи – очень уважаемых людей.

– Дерзко, понимаю, – кивнул Феликс.

– Дальше вы знаете?

– Да. София вышла за него замуж, а он стал одним из главных архитекторов города Салоники. Что предлагаете делать с завещанием?

– Для меня самого это полнейшая неожиданность.

Василиос снова открыл папку, посмотрел на документы и поднял взгляд на Феликса.

– Я очень хорошо знал Софию, очень хорошо. Она никогда не совершала необдуманных поступков. – Адвокат вынул из папки бумажный лист и протянул Феликсу. – Распишитесь. Там, внизу, рядом с моей подписью и подписью Софии. Ручка на столе.

Феликс поставил подпись, вернул бумагу адвокату. После поднялся, одергивая пиджак.

– Я хочу, чтоб вы вели мои дела в Греции, господин Петридис.

– Всегда с удовольствием, – Василиос убрал папку в ящик стола, – в любой момент вы можете подъехать в мой офис и заключить договор о сотрудничестве.

Подойдя к двери кабинета, Феликс обернулся и спросил:

– Когда завещание вступает в силу?

– С момента вашей росписи. Так пожелала София.

– То есть прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас.

Феликс взялся за ручку, но дверь была закрыта, а адвокат не встал, чтобы ее открыть.

– Вы будете мне помогать или мешать, господин Петридис? – глухим голосом проговорил Феликс.

– Конечно, помогать. Ведь вы теперь мой клиент.

– Приятно с вами иметь дело.

Коротким движением руки Феликс распахнул запертую на замок дверь и вышел из офиса.

Встав на светофоре, Георгий закурил, потянулся включить радио и заметил знакомую фигуру, идущую вдоль дороги. Перекинув черный пиджак через руку, мужчина шел по улице так, будто вокруг ничего не существовало. И перед ним, казалось, расступались не только люди, но и деревья с домами… Засмотревшись, Георгий не заметил, как красный цвет светофора сменил зеленый и нетерпеливо загудели стоявшие позади машины. Сорвавшись с места, Георгий подъехал к обочине и посигналил. Идущий по улице мужчина не обернулся. Георгий проехал дальше, затормозил у перекрестка, снова посигналил, опустил стекло и крикнул:

– Феликс! Садитесь, подвезу!

Мужчина замедлил шаг и обернулся. От этого медленного поворота головы у Георгия почему-то похолодели руки. Он мог бы поклясться, что сквозь непроницаемо черные стекла солнцезащитных очков на него посмотрели багрово-красные глаза.

– Это я, я – Георгий! – высунувшись в окно, он помахал рукой.

Поглядев на широкоплечий торс, торчащий из старой сиреневой «Судзуки», Феликс сошел с тротуара и подошел к машине.

– Здравствуй, Георгий. А где твой микроавтобус?

– Да он у меня для особенных случаев, машина фирмы, если честно. А это вот моя, личная. Садитесь! – Он открыл переднюю дверь. – Садитесь, садитесь, подвезу!

Бросив пиджак на заднее сиденье, Феликс сел в машину, и «Судзуки» тронулась с места.

– Чего делаете, куда идете? – Закурив, Георгий опустил стекло до отказа, старательно выдыхая дым на улицу.

– Просто иду.

– А куда подвезти?

– А ты куда едешь?

– Да особенно никуда. Просто… езжу. Хотите поездить?

– Почему нет?

– Музыка не мешает?

– Можно даже погромче.

Полилась напевная мелодия, за окнами поплыли дома и улицы. Минут через двадцать показались стены старой крепости. Георгий подъехал к кафе у самой башни и выключил зажигание.

– Мы приехали? – спросил Феликс.

– Да. Здесь вид очень красивый, весь город как на ладони. Идемте, не пожалеете.

Феликс вышел из машины и направился к желтым стенам тысячелетней давности. Поравнявшись, Георгий протянул ему бутылочку воды, но Феликс отрицательно качнул головой.

Вместе они поднялись на площадку перед древней башней, откуда открывался вид с высоты птичьего полета на город, морскую бухту и застывшие в небесной синеве прямоугольники нефтяных танкеров. Подставив лицо ветру, Феликс снял очки и закрыл глаза. Полуденное жаркое солнце стояло над городом. Его лучи скользили по чертам беломраморного лица, не согревая, но и не разрушая его.

– Может, я могу вам чем-то помочь, Феликс? – сказал Георгий, щелчком пальцев отправляя окурок в пропасть. – У вас же есть какая-то мысль, и вы ее думаете. Поделитесь, вдруг пригожусь.

– Это женщина, Георгий, я больше чем уверен – это женщина, – произнес Феликс, не открывая глаз.

– В смысле? О чем вы?

– Убийца, запустивший заколдованный трилистник из пещеры Аида, – женщина. Она знала, какими свойствами обладает этот обломок, знала, что он способен доводить людей до смерти, и убить она хотела конкретно Сидоренко – моего клиента. Остальные пострадали зря, погибли только потому, что были с ним знакомы. Ветка шла по цепочке, пока не попала к нему. На это и было рассчитано. Но кто бы мог подумать, что он обратится за помощью в наше агентство, кто бы мог подумать…

– Что он такого сделал, этот Сидоренко, чтобы его так сложно убивать? И почему женщина?

– Потому что только женщина додумается до такой изощренной мести и наберется столь долгого терпения. Мужчина поступит иначе: он постарается разрушить бизнес или просто наймет убийцу. Тут постаралась дама.

– А можно подробнее? Понять бы, чем ваш клиент мог насолить этой неизвестной женщине.

Покрутив в пальцах черные очки, Феликс открыл глаза и посмотрел на Георгия. Ветеринарный врач и фельдшер «Скорой помощи» увидел близко, рядом ярко-синие глаза с булавочными иголками зрачков. Под прямым солнечным светом их почти что не было видно.

– Если бы ты нашел у своего знакомого тетрадь со списком всех женщин, с которыми он когда-то… ммм… близко общался, что бы ты о нем сказал?

– Сколько знакомому лет?

– Почти пятьдесят.

– И до сих пор в тетрадку своих баб записывает? С головой у него что-то неладно. Ладно лет в пятнадцать, но в полтинник – это уже не лечится. А он женат?