Вельяминовы. За горизонт. Книга 1 - Нелли Шульман

– Запад заинтересован в том, чтобы венгры продолжали сопротивление. Но это ненадолго, товарищ Имре Надь… – Эйтингон фыркнул, – сформирует переходное правительство, в Будапеште опять начнутся стычки. Мы введем войска, беспорядки потухнут, то есть мы их потушим… – Серов откинулся на спинку стула:

– Думаете, Надь не справится с противниками умеренного курса… – Эйтингон покачал поседевшей головой:

– Город кишит обыкновенными бандитами. Тот же самый Дудаш… – они знали о резне в Национальном Банке, – вернулся к делишкам военного времени. Никакой он не коммунист, он примазался к партизанам, чтобы ловить рыбку в мутной воде. Он не потерпит руководства Надя. Мы воспользуемся его недовольством… – Эйтингон поднял палец, – пойдем с ним на сепаратные переговоры, а потом расстреляем и его, и Надя, и проклятого генерала Кирая, и попа Миндсенти, так называемого мученика веры… – Серов добавил:

– И Судаковых. Теперь у нас есть исчерпывающие показания Саломеи, осталось найти пани Штерну… – девушка, немедленно, подписала все бумажки, подготовленные Наумом Исааковичем:

– Она бы оговорила своих родителей, если бы я потребовал, – понял Эйтингон, – она беспринципная дрянь… – сколько бы он не спрашивал о проклятой Марте, девушка только мотала головой:

– Я никогда о ней не слышала, я ее не знаю… – Наум Исаакович получил разрешение Серова отвезти Саломею на остров Возрождения:

– Она поймет, что перед ней Кардозо, она видела его фото, в семейных альбомах, однако волноваться незачем, она не покинет СССР живой… – он надеялся, что фармакологи и специалисты по психике разговорят девушку:

– Лекарственные средства, гипноз, все, что угодно, но мне надо знать, где Марта… – распоряжение о расстреле Рыжего они отменили. Доктор Судаков требовался для будущего суда над организаторами беспорядков. Более того, Наум Исаакович хотел освободить Рыжего из тюрьмы госбезопасности:

– Мы отправим за ним хвост, – объяснил он Серову, – пан Вольский, как его называли на войне, приведет нас к пани Штерне… – Серов хмыкнул:

– Но если она покинула страну, вместе с сыном? Мы пока не нашли настоящую графиню Сечени и музыкантов… – Эйтингон отозвался:

– Нет. Пани Штерна не бросит мужа в беде, я ее хорошо знаю… – схема вырисовывалась изящная, однако все портила пропажа партизанской героини. Саломея понятия не имела, куда могла деться ее родственница:

– Я никого не видела, – всхлипнула девушка, – я оказалась в Будапеште по договоренности с Цилой. Я призналась ей, что хочу покинуть мужа, Цила обещала помочь мне вернуться в Израиль. Но начались беспорядки, мы решили, что лучше уехать в Вену. Мы должны были встретиться у купальни Сечени, однако по дороге я наткнулась на уголовника. Он угрожал мне оружием, мне пришлось сказать, что я собираюсь уехать из города. Он хотел захватить нашу машину, он и стрелял в Цилу… – Наум Исаакович едва сдержал издевательский смешок:

– Ей бы романы тискать, как говорят зэка. Девушка с буйной фантазией. Она даже его светлость ухитрилась оговорить… – Наум Исаакович сомневался, что герцог принудил Саломею выйти за него замуж:

– Нет, сначала она хотела избавиться от нас, поэтому и побежала к герцогу. Но мистер Джон тоже не дурак, он понял, с кем имеет дело… – Саломея вертелась, как уж на сковородке, делая вид, что муж не посвящал ее в свои занятия:

– Ладно, с ней поговорят более подробно, на острове Возрождения, – решил Эйтингон. Сжевав круассан, с миндальным кремом, он вытер губы салфеткой:

– Выпечка сегодня удалась. В общем, как я и сказал, через два-три дня я вернусь. К тому времени здесь все успокоится. Новый министр внутренних дел извинится перед доктором Судаковым, выпустит его из тюрьмы и даже выплатит компенсацию. Рыжий отыщет жену, они отправятся на запад, но мы не дадим героям-партизанам шанса миновать австрийскую границу…

Стол покачнулся, приборы зазвенели. С улицы донеслись автоматные очереди, Эйтингон услышал глухой звук взрыва.

По мнению Феникса, автомат русского конструктора, Калашникова, выгодно отличался и от Sturmgewehr44, штурмовой винтовки Ваффен-СС, гордости немецких оружейников, и от американского M1 Carbine. Лхрана, на вилле, использовала именно американские автоматы. С ними он имел дело, и навещая Саудовскую Аравию:

– Но русская модель гораздо лучше… – приклад автомата, привычно, лег в ладонь, – Советы Советами, а от денег еще никто не отказывался…

Феникс был уверен, что за достаточное количество долларов, он получит хоть грузовик АК, как их называли венгерские боевики. Автоматы были трофейными, захваченными во вчерашних стычках с войсками госбезопасности. На голову ему посыпалась труха. Феникс, раздраженно, пощелкал пальцами: «Тише!». Остановившись рядом, Дудаш шепнул:

– Алоиз, это гремит не метро. Поезда отменили, с началом беспорядков… – Феникс кивнул:

– Я знаю. Пусть ребята поменьше переговариваются, и пусть пришлют мне синьку… – над головами отряда, к нему поплыл грязный, свернутый в трубку лист. Инженерные синьки тоннелей и труб, под проспектом Андраши, Феникс выучил почти наизусть:

– Но, как говорится, точность превыше всего. Мне надо знать, что за шум, впереди… – отряд Дудаша пришел сюда от Дуная, следуя тоннелям, ведущим к зданию госбезопасности, под парламентской площадью и базиликой Святого Стефана. По синькам выходило, что рядом с углом улицы Ворошмарти, их тоннель смыкался с ходами, направляющимися на юг:

– То есть к бывшему гетто, – хмыкнул Феникс, – не удивлюсь, если я сейчас увижу старую знакомую… – он взял у Дудаша сигарету. Во влажной черноте тоннеля стучали капли воды, слабо пахло сыростью и нечистотами.

Феникс вспомнил запотевшие бутылки шампанского, в ведре со льдом, красивые руки Цецилии, на клавишах бехштейновского рояля. Теплый ветер с реки вздувал подол шелкового платья девушки, обнажая нежную щиколотку:

– Все еще случится, – пообещал себе Феникс, – я вырву ее из рук русских, увезу в Швейцарию, в наше гнездышко…

Гнездышко он купил и перестроил, пользуясь сбережениями на семейных счетах. Банкиры в Цюрихе давно приучились не задавать вопросов. Молчал и доверенный человек Феникса, неприметный искусствовед, после войны поселившийся в Мюнхене. Через его руки, во времена рейха, проходили картины, оказавшиеся на складах гестапо, после закрытия музеев дегенеративного искусства и ареста частных коллекционеров, евреев. Покойный рейхсфюрер Гиммлер, в сорок четвертом году, в разговоре с Фениксом, заметил:

– У него, как и других дилеров, есть еврейская кровь. Они знают, что от разумного поведения, зависит их жизнь… – именно через Отшельника, как в движении звали дилера, Феникс удачно распродал коллекции Маляра и Драматурга. Модернистское искусство его не интересовало, однако для интерьера виллы он отобрал несколько этюдов Дега, из разошедшегося по Европе и Америке собрания Маляра:

– Надо, чтобы Фредерика занялась балетом, – решил Феникс, – для девочки, это всегда хорошо. У Эммы в классной комнате стоял балетный станок… – он думал о будущем лете:

– Адольф вернется домой, на каникулы. К тому времени я привезу Фредерику из Израиля, оформлю ей нужные документы. Она станет Ритберг фон Теттау, как и будущее дитя… – Феникс надеялся на мальчика, но еще не решил, как его назвать:

– Время у нас есть… – он глубоко затянулся, – надо отделать детскую для Фредерики и младенца, надо съездить в Лихтенштейн, за паспортом для Цецилии, надо купить ей машину… – он мысленно перебрал картины, спрятанные Отшельником:

– Две тысячи полотен. Денег от их продажи хватит, чтобы финансировать движение еще сто лет, а то и больше. Наши интересы в арабской нефти тоже приносят отличный доход… – коллекцию фон Рабе, эвакуированную из картинной галереи, на вилле, Феникс держал в банковских сейфах, вместе с золотом, привезенным из лагерей, и отсюда, из Будапешта:

– Местные евреи дорого покупали свою жизнь, – усмехнулся он, – я тогда отлично заработал…

Его личные прибыли не переплавлялись в аккуратные слитки золота, с печатью рейхсбанка. Приезжая в Цюрих, спускаясь в хранилища, Феникс проверял связки часов, колец и перстей, выломанные клещами зубные коронки, горсти драгоценных камней:

– Золото нужно для возрождения Германии… – металл тускло светился в полутьме, – в конце концов, я воспитываю преемника фюрера… – он был уверен, что Адольф подружится с Фредерикой, почти ровесницей:

– Как он подружился с Кларой. Он добрый