Вскормленные льдами - Александр Плетнёв

Следовало бы уже доложиться Брусилову о размещении личного состава, но генерал ещё не прибыл из штаба Куропаткина, поэтому можно было спокойно постоять, покурить, вжиться в новые климатические условия.

Медленно сгущались сумерки, холодные и серые. Недавно прошёл дождь, желтоватая земля раскисла, и надо было смотреть, куда ступаешь.

Со стороны фронта доносится редкий беспокоящий огонь, чаще ружейный и редко-редко когда пальнёт что-то покрупнее.

Вид открывался невзрачный: выбранные поля гаоляна и чумизы, разбросанные тут и там глинобитные домики-фанзы аборигенов, обустроенный военный лагерь, расположившиеся на постой солдаты, скрип телег, стук дерева и металла, ржание лошадей, людской говор, тихое переругивание. Со стороны палаток нижних чинов слышалась тоскливая гармонь, и Богатырёв заметил странность, что не «широкое русское полюшко-поле», а что-то на азиатский лад. И догадался, что это в отделении снайперов, где у него было два бойца-якута.

Мысленно усмехнулся: «Смешение фольклоров прям какое-то».

Протяжные звуки навели на зыбкую сентенцию: «У всех народностей есть печальные, грустные песни. Во всех нас сидит затаённая тоска… связанная с нашей зависимостью от фатализма судьбы, с нашим бессилием перед стечением обстоятельств. Отсюда и вера в высшие божества – должно же что-то тешить нашу надежду».

О том, что генерал вернулся, доложили буквально через четверть часа.

– Вы ужинали? Не желаете вкусить чего с дороги? – Брусилов выглядел чуть уставшим, явно голодным, но не скрывал интереса и был любезен. Ленивой отмашкой отпустив адъютантов, отдав распоряжения ординарцу и денщику насчёт стола, он предложил обождать в штабном домике, почаёвничать, заодно поглядеть на карты местности, где предполагалось вести боевые действия:

– И у меня есть ряд вопросов… – увидев, как напряглось лицо штабс-капитана, генерал совершенно по-доброму улыбнулся. – Видел, видел ваши сопроводительные документы и Высочайшую резолюцию. Поверьте, я тоже подписывал поручительства о сохранении разного рода тайн. Всё понимаю, и на ваши секреты, как ни любопытно, не посягну. А вы уж, что дозволено – обскажете. За чаем. Он тут знатно хорош по понятной причине – Китай под боком. Договорились?

У двери штабного домика, как и положено, стоял караул. Входя, Брусилов оказией спросил:

– Самовар поспел?

– Так точно, ваше превосходительство!

– Добре.

К разговору перешли лишь после того, как дуя на горячее, выхлебали по парящей чашке ароматного напитка:

– Так как вы сумели преодолеть препоны, что наверняка чинили истые артиллеристы? – хохотнул от своего незатейливого каламбура генерал. – Это ж нарушение ещё петровских устоев – пушкари отдельный род войск и разменивать себя ни с кем не позволят! Я о трёхдюймовках, что приписаны к вашему батальону.

– Императорское повеление… – неопределенно проговорил Богатырёв, наверное, только сейчас сообразив, что, оказывается, затронул чьи-то интересы, – согласно обновлённому уставу: «…для лучшего управления, взаимодействия и мобильности».

– Вот и расскажите более подробно о ваших уставах. Что от вас и вашего батальона можно ждать? Как лучше применить?

– Применить лучше поротно. Или даже полуротами.

– Отчего же так? – Брусилов искренне удивился. – Насколько я понял, вы должны чем-то удивить сопровождающую вас комиссию – лихой всебатальонной атакой… али нет?

Богатырёв внутренне замялся – ну не скажешь же генералу, что всё затевалось с дальним прицелом, с расчётом на Первую мировую. И признаться в собственной некомпетентности как батальонного командира тоже щемило. Но и озвучить реалии он был просто обязан… не детский сад – война!

– Взаимодействие батальоном не отлажено. Подразделение готовилось повзводно до роты, и только согласно последним пожеланиям императора было увеличено до размеров батальона. И пусть личный состав не новобранцы, но если быть честным, на мой пристрастный взгляд, относительно полноценно натренированы только два взвода – тот костяк, с которым учёба по новому уставу проводилась с самого начала. С той же самой миномётной поддержкой…

– А-а-а, ваш мортирный взвод?

– Да, если так можно назвать. Наличные миномёты – это не серийные образцы. Фактически эксклюзивы для отработки тактики применения. По уму, то и насыщенность ствольной артиллерии, особенно миномётной, у нас мала. Не соответствует штату. С боеприпасами, сиречь минами, так вообще – покуда добились одинаковой развесовки по всем параметрам, ох и намучились… Но и ныне в требуемые точности минометания не уложимся.

– Вот так-так! – Наморщил высокий лоб Алексей Алексеевич. – Отчего же потребность такой спешности в испытаниях?

– Доказательство эффективности! Что профессионалы из ГАУ, которые лишь высмеивали «суррогат артиллерии», «игрушки-пушки», что генералы от инфантерии показателями на мини-манёврах не удовлетворились. Потребовали продемонстрировать достоинства на настоящей войне. О’кей! Я не против…

– Как-как? – Казалось, что усы генерала жили отдельным выражением эмоций, встопорщившись вместе с удивлением.

– Американизм, – быстро нашёлся Богатырёв, не успев даже смутиться. – Навроде «добро́».

– Я заметил, что у вас говор несколько необычен, – Брусилов помолчал, смотря с прищуром, как с прицелом – типа «кто ж ты таков будешь, штабс-капитан?».

Однако Богатырёв не собирался развивать тему, напирая на продолжение, правда, уж совсем разволновавшись:

– Пройти обкатку силами роты, ещё куда ни шло. То есть – я был полностью «за». А тут меня ставят перед фактом – «отправляется весь батальон». А следом и подкрепа пришла в виде распоряжения от императора с визой «к немедленному исполнению».

– Про артиллеристов я вам уже говорил, – генерал стал сурово серьёзным, – своей «ротной, батальонной артиллерией» вы влезли на их территорию. Могу предположить, что найдутся в Главном управлении, кто будет желать чинить вам неприятности. С намереньем выставить начинание в неприглядном виде перед государем. Да и вообще кто-то всегда будет противиться всему новому, тому, что нарушает устои и их спокойное существование на исполняющих должностях. Тот же генерал-лейтенант от инфантерии, который сопровождает ваш батальон с целью инспекционной комиссии, настроен весьма критически. Довелось мне давеча в штабе краем уха услышать разговор, касательный вас.

В дверь осторожно постучались, высунувшийся ординарец оповестил, что стол накрыт. Алексей Алексеевич кивком пригласил проследовать в другое помещение, лишь заметив:

– Без преувеличения, ваши солдаты выделяются из общей массы войск. Да и вы, молодой человек, далеко не просты, а порой и более – поведением немного не от мира сего. Подумайте, не потоптались ли вы там, в столицах, по чьим-то больным мозолям?

Вопросы и соображения, высказанные Брусиловым, навели на совсем уж нерадужные мысли. Неожиданно пришло понимание, что намерение испытать подразделение реальными боями с отправкой на Дальний Восток было инициировано настоятельным, прямо-таки навязанным пожеланием высоких петербургских чинов. Которые, видимо, надеялись, что «выскочка опростоволосится».