Дохлокрай - Дмитрий Манасыпов

Тонкая лямка, кажется, сама собой вдруг падает вниз. Луна, довольно моргнув, ослепляет, тут же даря новое чудо, само скользнувшее навстречу, мерцающее расплавленным жемчугом, темнеющее одинокой острой точкой посередине. Ткань уже сама не хочет ничего прятать, улетает в сторону, сползает, убегает, открывает тянущееся навстречу, такое же жадное, обжигающее, зовущее, добавляющее к её сотне запахов всего один, но такой сумасшедше-прекрасный. А слух…

Любовь звучит всегда разно. Только начало ее, громкое или нет, плавит вас своей горячей влагой и уже непонятно, где она тянется друг к другу громче. Да это уже и не важно.

Чистое лунное серебро прекрасно. Как и оно же, когда приходит в гости к своей сестре-женщине. И оно, голубое лунное серебро, ни разу не холодное. Но это уже зависит только от них двоих.

– Я бы предпочла, чтобы мне в живот уперлось такое же твердое, но не такое острое. – Ведьма сглотнула, еле дыша и стараясь не дергаться, ведь острие тесака упиралось прямо ей в пах. – Если не сложно.

– Что-то другое очень сложно. Убрать могу, но лишь почую еще раз…

– Хорошо. И провожать меня, пожалуй, не нужно. За мной приехали.

Давешняя «Волга», с кем-то, искренне напоминавшим огромного ворона в кожаной шоферской куртке шестидесятых, проглянула через сгустившийся туман. Остановилась рядом, почти неслышно урча движком.

Ведьма не стала ждать галантности и дверку в салон открыла сама. Обернулась.

– А раньше, встречаясь с понравившейся дамой, вы были таким же… экстравагантным, господин поручик?

Он сплюнул, понимая, что зря открылся божедому и не понимая одного – когда и как тот успел рассказать ей?

– О, кто-то еще знает об этом? – удивилась она, почти скрывшись внутри. – Это опять не моя вина. Моя лишь в любопытстве и давней подруге, старой чертовой карге, имеющей доступ к архивам Третьего жандармского управления и всех его наследников. И моей неуемной любопытности, вкупе с ее долгом мне. Ну, да и ладно. Оревуар, господин поручик.

Вот так, значит. Мещанка, желающая чувствовать себя дворянкой. Никакая, даже самая захудалая наследница фамилии, первой бы не простилась. Старая чертовка, грешащая на подругу. Хм…

fade

to

black

Несколько серебряно-стальных цепочек, со звеньями в рунах, соединенных на концах и, вместе с пряжкой, прячущей на обратной стороне грузило из серебра, с острыми кончиками и то же в плохо заметных значках. Прекрасный, сука, кистень, иногда работающий удавкой.

Я успел снять ткань и ненужную часть пряжки.

– А ты еще любишь садо-мазо? – промурлыкала Настя, вытирающаяся полотенцем и очень, очень-очень, красивая. – Что же сразу не сказал?

Не говорить с Другими. Не смотреть в глаза, когда они говорят в трансформации. Не смотреть на остро-коричневый сосок и капли воды на смуглом, не…

Волосы не выпадают, не разрывается, разлетаясь клочками, кожа, не открывается в пугающе-киношных спецэффектах, пасть, ломая лицо. Да и она на самом деле не волкудлак. Она кошка.

Огромная, черная кошка, леопард, из-за особенностей пигментации называемый пантерой. Только моргни, и вот смоляная молния, миг назад бывшая красивой женщиной, летит к тебе, блестя зубами. И тут уж как все в твоих руках. В моих был мой почти невесомый кистень, опасный из-за вложенного в него и украденного у Других.

Пряжка прокрутила заметно-серебряный зигзаг, кривой и некрасивый. Хлестанула по оскаленной морде, сбив зверя в прыжке и отбросив почти на противоположную стену. Когти захрустели, впиваясь через штукатурку, оборотень раскинулась пауком, нарушая законы физики и здравый смысл.

Я пошел вдоль стены, разрывая дистанцию, стараясь оказаться подальше от твари, на глазах обернувшейся наполовину и смотрящей на меня. Звериными глазами человеческого лица, маленькой упругой грудью, втянутым мускулистым животом, сильными шелковыми бедрами и лапами, оставшимися наполовину черно-переливающимися густой шубой.

Настя облизнула губы, блеснула острыми клыками, усмехнувшись.

– Не стыдно бить девушку этакой гадостью?

Не говорить с ними, это главное.

– Я же не убила тебя ночью… Знала кто ты, пропахший моими уничтоженными близкими.

Не говорить, не смотреть в глаза, не читать молитв, если не веруешь, как я.

– Опусти свою плетку, оставлю целым и не стану убивать.

Драться с настоящим оборотнем посреди бела дня и голышом – то еще удовольствие. Особенно, когда у тебя просто нет оружия, нужного чтобы покалечить или убить зверя.

– Опусти плетку, дурачок.

Мы двигались в дико-странном медленном па из вальса, кружась по комнате. Повернуться к ней спиной и броситься к двери – смертельно опасно. Напасть первым – опасно вдвойне.

Когти протыкали стену как картонную, оставляли дырки, сыплющиеся раствором и крошкой гипсокартона. Настя смотрела желтыми глазами и старалась убаюкать ровно текущим мурлычущим голосом.

Что-то не так, что-то не клеится. Что?! Запах суки на стене сбивал с толку, путал вязнущие мысли, мешался с едва пробивающимся дождем. Дождем? Он же был ночью, сейчас почти день! Оборотень зашипела, блеснув глазами, а я схватился за собственное оружие, надеясь развеять морок хотя бы болью.

Ненастоящий свет моргнул и пропал, оставив только всплески молний за окном и бледно-черную тень на стене. Сука!

Оборотни не умеют наводить морок, а раз так, то…

Позади скрипнул пол, стукнуло каблуками. Мрак обхватил мягкими лапами и утянул в темноту, полную чьего-то звонкого смеха, весело звенящего ледяными колокольчиками.

Запахи. Звуки. Когда не можешь смотреть, слушай и нюхай, ты умеешь, чувак, вряд ли теперь когда забудешь каково слепым. Пользуйся.

Моют постоянно и с чем-то для легкой дезинфекции. Но пыль тут как обязательная часть, хрен отмоешь. Лампа накаливания, не современный диод или глупая энергосберегающая, слышно потрескивание и запах, когда такая рядом, не спутаешь. ДСП, свежий запах недавно закатанной по плите меламиновой бумаги, густо воняет, отдает остатками формальдегида сразу с трех сторон. Ага, ясно.

Формальдегид в подобных ситуациях глупо считать вредным для дыхательных путей, чтобы помереть от его воздействия, нужно купаться в самой смоле или работать без респиратора на линии импрегнирования с прессом год, не меньше. Тут следует опасаться другого.

Въевшаяся пыль, горячее дыхание лампы, светящей в лицо, стремноватая офисная мебель в большом количестве, дешевое средство для мытья полов, оттого и воняющее так сильно. Что это, если тебя накрыли мороком?

Это госучрежедение, контролируемое Мраком или Другими. В данном случае, судя по всему, одно и то же, а хрен редьки не слаще.