Возвышение Хоруса - Дэн Абнетт

Очередной противник вцепился в Люция. Он подлетел сзади, вцепился в спину и уже поднимал капитана над землей. Тарвиц с поднятым мечом бросился на выручку, но летающий мегарахнид нанес удар одной из ног, и оружие, кувыркаясь, полетело на землю. Тарвиц вцепился в Люция.

– Прыгай! Прыгай! – завопил Люций.

Когти мегарахнида вонзились в привязанный за спиной щит, и Тарвиц, извернувшись, достал одной рукой кинжал и ударил лезвием по креплению. Ремни лопнули, и Люций с Тарвицем рухнули на красную землю с десятиметровой высоты.

Летающие мегарахниды повернули назад, унося с собой девятерых космодесантников. Они направлялись к белым шарам, выделявшимся на фоне зарослей. Тарвицу не пришлось отдавать приказ. Все оставшиеся воины с предельной скоростью ринулись вслед за удалявшимися точками.

Они догнали их на дальнем краю поляны. Белые шары, образованные длинными шипами, были не просто деревьями, и теперь Люцию стало понятно их назначение.

Тела схваченных космодесантников были насажены на шипы и крепко удерживались в неподвижном состоянии, давая возможность мегарахнидам спокойно поесть. Существа непринужденно расселись на каменных деревьях, их крылья остановились, и можно было увидеть блестящие прозрачные полоски, сложенные вдоль тела, словно пластины слегка окрашенного стекла. Мегарахниды при помощи крючьев на голове вскрывали доспехи и выедали плоть.

Тарвиц и его товарищи в ужасе остановились и беспомощно смотрели на эту сцену. Алая кровь капала с белых шипов и стекала по толстым известковым стволам.

На страшных деревьях были не только их братья. Там были и другие тела, уже объеденные и высохшие до состояния мумий. Обломки красных доспехов покачивались на шипах и валялись под деревьями.

Наконец они узнали, что произошло с Кровавыми Ангелами.

ВО ВРЕМЯ ПЕРЕХОДА

ПЛОХАЯ ПОЭЗИЯ

СЕКРЕТЫ

За двенадцать недель перехода от Шестьдесят Три Девятнадцать к Сто Сорок Двадцать Локен пришел к выводу, что Зиндерманн его избегает. Он полностью погрузился в изучение бесчисленных материалов третьего зала Архива. Итератор почти все время проводил в металлическом кресле-подъемнике за чтением древних текстов, хранившихся на верхних полках самого темного бокового крыла Архива. Здесь не было заметно никаких признаков активной деятельности, даже сервиторы, разносящие книги, редко заглядывали в этот угол. Из чего Локен мог заключить, что составленные здесь материалы не представляют большого интереса для рядового ученого.

Зиндерманн не слышал шагов капитана. Его вниманием полностью завладел хрупкий старинный манускрипт, освещенный встроенной в спинку кресла лампой.

– Привет, – прошептал Локен.

Зиндерманн поднял голову и увидел Локена. Он даже немного поморгал, словно очнувшись от глубокого сна.

– Гарвель, – прошептал он. – Подожди минутку.

Зиндерманн отложил манускрипт обратно на полку, но несколько других книг так и осталось лежать в кармане кресла. Локен заметил, что руки итератора дрожали, пока он ставил манускрипт на место. Наконец он передвинул латунный рычаг на подлокотнике, и металлические ножки кресла с негромким шипением сложились, опустив сиденье на обычный уровень.

Локен шагнул вперед и помог итератору подняться.

– Спасибо, Гарвель.

– Что вы здесь делаете так долго? – спросил Локен.

– Ты и сам знаешь. Читаю.

– Что вы читаете?

Зиндерманн скользнул виноватым, как показалось Локену, взглядом по стопке книг, оставленных в боковом кармане кресла. То ли виноватым, то ли смущенным.

– Признаюсь, – отвечал Зиндерманн, – что искал утешения в некоторых безнадежно устаревших текстах. Это были фантастические произведения дообъединительного периода и кое-какие стихи. Просто разрозненные обрывки, ведь от тех времен мало что осталось. Но за их чтением я обрел некоторое спокойствие.

– Можно посмотреть? – спросил Локен.

– Конечно, – кивнул Зиндерманн.

Локен присел на латунное кресло, жалобно скрипнувшее под его весом, достал из бокового кармана несколько старых книг и стал их рассматривать. Книги выглядели потрепанными и пожелтевшими, хотя было заметно, что некоторые из них переплетены и подшиты заново перед тем, как отправиться в хранилище.

– «Золотой век суматуранской поэзии»? – прочитал Локен. – «Народные сказания Старой Маскови». Что это? «Хроники Урша».

– Необузданные фантазии и кровавые истории с небольшими вкраплениями прекрасных лирических стихов.

Локен достал еще один, очень тяжелый фолиант.

– «Тирания Панпасифика», – прочел он заглавие и перевернул обложку, чтобы посмотреть на титульный лист. – Эпическая поэма в девяти песнях, воспевающая правление Нартана Дума… Звучит довольно скучно.

– Поэма действительно заумная и требует некоторых усилий при чтении, а местами и вовсе непристойная. Произведение экзальтированного автора, который пытался представить историю в своей собственной интерпретации и выдать желаемое за действительность. Мне она очень понравилась. В детстве я часто читал такие книги. Словно волшебные сказки из другого времени.

– Из лучшего времени?

Зиндерманн качнул головой.

– О Терра! Нет, конечно. Из ужасного, жестокого и озлобленного века, когда мы погружались в омут невежества и не знали, что скоро придет Император и остановит наше падение.

– Но они успокаивают вас?

– Они напоминают мне о детстве, что и приносит спокойствие.

– А вы нуждаетесь в успокоении? – спросил Локен, укладывая книги обратно в карман и заглядывая в глаза пожилого итератора. – Я почти не видел вас с тех пор…

– Как мы встречались в горах, – с печальной улыбкой закончил за него Зиндерманн.

– Верно. Я посетил несколько занятий, чтобы послушать, как вы поучаете молодых итераторов, но всякий раз вместо вас выступал кто-то другой. Как вы себя чувствуете?

– Признаю, – пожал плечами Зиндерманн, – бывали времена и получше.

– Ваши раны еще…

– Мое тело исцелилось, Гарвель, но… – Зиндерманн искривленным пальцем потер висок. – Я в растерянности. Даже не знаю, как это объяснить. Огонь в моей душе погас. Но он снова разгорится. А пока я довольствуюсь своим собственным обществом и стараюсь понравиться.

Локен окинул старого итератора внимательным взглядом. Он казался таким хрупким, словно птенец, бледный, с тонкой длинной шеей. С момента сражения в Шепчущих Вершинах прошло девять недель, и большую часть этого времени занял переход через варп. Локен начал примиряться с тем, что произошло тогда, но при виде итератора боль тотчас напомнила о себе. Он мог заставить себя забыть о ней. Он был Астартес. Но Зиндерманн – простой смертный и не так легко восстанавливается.