Санклиты 5. Карающая длань - Елена Амеличева

удалось затащить Драгана и охрану в простую булочную, похожую на круглый аквариум, и никто не жаловался, уплетая разнообразные слойки, пончики, пиццу, салаты и смакуя кофе. Лишь юные Драганы не могли предаваться калорийному беспределу, но их это ничуть не смущало – широко раскрыв глазенки, двойняшки с интересом разглядывали мир и, кажется, понимали куда больше, чем положено детям в столь нежном возрасте.

«Главная артерия» Иерусалима – улица Яффо – привела нас к Яффским воротам Старого города. Клочок земли всего в 4 кв. км, поделенный между евреями, христианами, арабами, армянами и туристами. У каждого – свой квартал и свои правила. Это уникальное место называют сердцем Иерусалима, но мне оно показалось скорее рукой, сжавшей время в кулак – все ненужное утекло сквозь пальцы, оставив самое важное спрессованным в плотную вечность.

Я опьянела от пропитанного историей воздуха и мощи проходящей сквозь меня энергии тысячелетий, убегающих вниз под брусчатку. Многоголосое эхо сбило дыхание, заставив зажмуриться и с трудом подавив желание зажать уши. Так уже было, когда я пыталась свыкнуться с обострившимися ощущениями после того, как Горан сделал меня бессмертной.

– Родная? – стальное кольцо сжало талию. – Как ты?

– Все хорошо. – Мой взгляд упал на наших малышей. Удивленно улыбаясь, они словно прислушивались к себе. – Смотри, дети тоже это чувствуют! – я замерла, осознав тот факт, что Саян и Горана не действуют «методом тыка», как их мама. Для них все гораздо проще – они получают навыки точно так же, как учатся слышать, видеть и чувствовать. А что-то в них есть уже от рождения, словно «прошито в настройках». Они в этой стихии чувствуют себя, как рыба в воде! – Знаешь, Киллиан нечаянно оказался прав – мне на самом деле было суждено стать прародительницей совершенно нового рода людей! – пораженно прошептала я. – Мы с тобой это сделали!

– Наши Ангелочки! – тихо прошептал Горан, еще крепче прижав меня к себе.

– На которых нет проклятия санклитов, но есть божье благословение. Они изменят мир!

– Я боюсь за них, любимая!

– Их охраняем не только мы, так что успокойся. – Я усмехнулась, сжав его руки. – Знаешь, если мне пришлось пережить все то, что было, ради их появления – то могу лишь благодарить высшие силы за это!

– Саяна! – простонал он, прижавшись щекой к моим волосам.

– Терпи, Драган! – мисс Хайд развернулась к нему лицом. – Помнишь, как говорила Наринэ, гори она в аду? Ты заварил эту адскую кашу!

– Злая моя, – тихо прошептал супруг. – Все стерплю, лишь бы ты с малышами была рядом!

– Обещаю! – я поцеловала его. – А теперь давайте изображать простых туристов! – мы долго гуляли вверх-вниз по горбатым улочкам этого современного Вавилона, окруженные говором на всех языках мира. Понимая каждый из них, было сложно сдержать рвущиеся наружу проклятия. Что ж, у всего есть побочный эффект. С этим нужно просто смириться, иного не дано.

Уже темнело, когда мы направились к Стене плача. Прозрачно-голубое небо стремительно густело, наливаясь ночной концентрированной синевой. Зажженные огни отражались в серой гладкой мостовой, словно на водной поверхности. Но это хрупкое мгновение красоты никого не интересовало. Вокруг кипела жизнь. У Стены одновременно молились иудеи, православные, католики, протестанты, и в это же самое время из громкоговорителей мечетей доносились призывы к молитве мусульман. Да уж, глядя на это, понимаешь, почему Иерусалим называют мировой коммуналкой всех религий!

Возвышенное переплеталось с жизненным, обыденным. Перекрикивая друг друга, гиды объясняли, куда засовывать записочки с просьбами к Всевышнему, и тут же напоминали о близости туалетов. Народ суетился – ведь успеть необходимо и то, и другое. А еще нужно ткнуть пальцем в иудея, который в молитве напоминает голубя, клюющего семечки, сделать селфи с собой любимым – инстаграм наше все, проводить взглядом ярко-пестрого туриста из Индии, пошутить над вторым иудеем – в большущей меховой шапке, растеряться, когда подойдет очередь приблизиться к Стене плача, смутиться, не зная, как говорить с Ним, уловить в душе едва ощутимую тоску по чему-то светлому, и с облегчением вернуться к гиду.

Мне непонятно присущее человеку стремление привязать божественное к местам, вещам, ритуалам и словам. Но я и не человек. Все просто – не надо судить. Они не обязаны чувствовать так же, как я. Из груди вырвался вздох.

– Что, родная? – с тревогой откликнулся Горан.

– Они не там Его ищут, Горан. – Мисс Хайд усмехнулась. – Он у каждого здесь. – Моя ладонь легла на сердце.

В средние века меня сожгли бы за такие слова на костре. Или закидали камнями. Прецеденты уже были – стоит только вспомнить, какой «пожар» вспыхнул из-за невиннейшего вопроса – как правильно креститься – двумя перстами или тремя. Да уж, настоящая стена, во всех смыслах – в головах людей.

Дай мне сил, Господи, понять и исполнить волю твою. Все, что я могу просить у Него. Пусть будет, как должно.

Глава 1 Иерусалим Часть 4

Прохладный свежий ветер терся о гудящие от усталости ноги, как кошка. Горан набросил пиджак мне на плечи, и мы обменялись улыбками – сколько раз он уже так делал, и не вспомнить. Город превратился в россыпь мерцающих огней на холмах с темными оврагами и полями между ними. Красиво.

– Могу тоже купить автомат! – пробурчал Драган, ревниво пронаблюдав, как я провожаю заинтересованным взглядом симпатичных мальчиков в форме с оружием.

– Я тебя и без автомата люблю! – прильнув к нему, мисс Хайд поцеловала губы со вкусом нежности и страсти.

– Крутишь мной, как хочешь! – прошептал он, уже улыбаясь. – Сокровище мое! Только мое!

– Кстати, сокровище устало и хочет спать. Ноги болят.

– Садись, красавица, подвезу! – как джин из бутылки, откуда-то выскочил пожилой араб в длинном белом балахоне и красно-белом платке на голове, опоясанным черным витым жгутом. За поводья он держал пегого ослика с длиннющими ушами, которыми тот постоянно шевелил.

– Хорошая мысль! – расхохоталась я, гладя «транспорт» по жесткой гриве. Оттеснив протянувшего ко мне руки мужчину, Драган осторожно подсадил меня на ослика. Араб потянул животинку вперед, и та, мерно покачивая теплыми боками, зацокала по мостовой. Я прикрыла глаза, но передышка была недолгой – вскоре ослик встал, как вкопанный.

– Что… – начала раздраженная мисс Хайд, но, открыв глаза, замолчала, хмыкнула,