Пожар Сиболы - Джеймс Кори

— Я подумала… — Ее голос к концу фразы поднялся так, что та прозвучала как вопрос. — Насчет той штуки в пустыне. И теперь с луной…

— Какой луной?

— Той, что плавится, кэп, — напомнил Амос.

— А, с этой. Извините. У меня голова не тем забита. То, чего я не могу исправить, в нее просто не лезет, — сказал Холден. И добавил: — Или за луну тоже я отвечаю?

— Этими чудесами пусть научники занимаются, — вставил Амос.

— Я думала насчет выхода из спячки. Может, мы наблюдаем какой-то аналог…

Холден развел руками.

— В этом я ничего не понимаю.

— Я к тому, что спячка — довольно рискованная стратегия. Она применяется только в условиях, когда обычные стратегии выживания не работают. Скажем, медведи — они хищники, вершина пищевой пирамиды. В зимнее время им не найти себе пропитания. Или жабы-лопатоноги в пустыне. В засушливые периоды их икра просто высохла бы, поэтому взрослые особи впадают в спячку до дождей, затем просыпаются и бешено спариваются в какой-нибудь луже, получается настоящая оргия и… ну, и потом они откладывают икру в воде, пока лужа снова не высохла.

— Поня-атно, — протянул Холден.

— Я к тому, — заторопилась Элви, — что они не все просыпаются. Всем и не надо. Достаточно, чтобы к активности вернулись те организмы, которые поддержат выживание популяции, а отдельные особи могут и умереть. Сто процентов не выживает никогда. Выключаться и возвращаться — это сложный и опасный процесс.

Холден глубоко вздохнул и расчесал пальцами волосы. У него были густые темные волосы. Кажется, давно не мытые. Амос сгреб карты и начал медленно, вдумчиво тасовать колоду.

— Так, — сказал Холден. — Вы полагаете, эти артефакты, или организмы, или что мы там видели, пытаются проснуться?

— И им не удается. Во всяком случае, не всегда, — ответила она. — Я хочу сказать, луна вот расплавилась. Та штука в пустыне явно была сломана. То есть мне так показалось.

— Мне тоже, — согласился Холден. — Но мы и так знали, что они просыпаются, раз зашевелились.

— Нет, дело в другом, — сказала Элви. — Всегда какой-то процент организмов не просыпается или неправильно выходит из спячки. Вот эти, наверное, как раз вышли неправильно.

— Пока я слежу за вашей мыслью, — сказал Холден.

— Обычно процент неудачных пробуждений невысок. И вот в чем вопрос: где же куча тварей, проснувшихся правильно?

Холден отошел к столу и присел на край. Он выглядел испуганным. Уязвимым. Странно было, что человек, который столько совершил, прославился на всю Солнечную систему своими словами и делами, выглядит таким хрупким.

— Так вы считаете, что эти твари — очень много этих тварей — уже активировались, а мы их просто не видим?

— Такой вариант согласовывался бы с моделью, — пробормотала Элви.

— Понятно, — сказал Холден и, помолчав, прибавил: — Хотя мне от этого не легче.

Бася был в рубке один. Он пристегнулся к креслу рядом с постом связи. Пульт молчал, дожидаясь, пока кто-нибудь запросит соединения, только помаргивал иногда огоньками, проверяя состояние системы. Тогда на экране появлялась невразумительная мешанина сокращений, имен и чисел. Нежно-зеленый цвет шрифта подсказывал, что ничего срочного в них нет.

Алекс находился в своей кабине. Люк был закрыт. Это ничего не значило — люки при переходе на другую палубу закрывались автоматически на случай аварии с потерей атмосферы. Это была просто мера безопасности, не более того. И все равно Басе казалось, что его заперли.

На экране взорвался вихрь помех, затем кто-то что-то сказал. Громкость была отрегулирована так, что Бася различал голоса говорящих, но не понимал слов. В углу замигала надпись «Записывается» — «Росинант» мониторил и сохранял все радиопереговоры с Илосом. Возможно, таким способом Холден готовил отчет о своей миссии, или военный корабль проделывал все по умолчанию. Все это не касалось сварщиков. И подрывников — или кем он там работал на Купа и Кейт.

Бася стал искать переключатель громкости, чтобы послушать разговор, когда с пульта прогремел голос Алекса:

— Вызов принят.

— Хорошо, — отозвался Бася, сомневаясь, слышит ли его пилот. Он не знал, какую кнопку следует нажать для ответа.

Сообщение на панели связи сменилось, мужской голос произнес:

— Тебе ничего делать не надо.

Неприятно, когда читают твои мысли. Бася собирался ответить, когда другой, мальчишеский голос сказал:

— Просто говорить?

Яцек. Второй голос — это был Яцек. Теперь Бася узнал и первого — Амоса Бартона. Того, кто охранял его на взлетной площадке.

— Ага, — ответил Амос, — я установил связь с «Роси».

— Алло? — произнес Яцек.

— Привет, сын, — выдавил Бася сквозь ком в горле.

— Они сделали так, чтоб наш терминал снова работал, — сказал Яцек. Бася догадался, что «они» означает Холдена и Амоса.

— Да ну? — воскликнул он. — Это здорово.

— Но говорит он только с кораблем. — В высоком голосе Яцека звенело волнение. — Видео не показывает и остального, что раньше делал, не делает.

— Ну, может, со временем они и это наладят.

— Они говорят, когда-нибудь у нас появится сеть, как по всей Солнечной системе. Тогда все можно будет.

— Это верно, — сказал Бася. Капли воды на глазах мешали рассмотреть вспыхивающие на экране мелкие сообщения. — У нас будут релейные станции и узлы связи, и мы сможем пересылать и принимать данные сквозь врата. Хотя лаг все равно останется большой.

— Ага, — ответил Яцек и запнулся. После долгой паузы спросил: — А какой этот корабль?

— Большущий, — с натужным энтузиазмом ответил Бася. — У меня собственная комната и все такое. Я познакомился с Алексом Камалом, он знаменитый пилот.

— Ты в тюрьме? — спросил Яцек.

— Нет-нет, по кораблю я могу ходить, куда хочу. Они очень милые. Хорошие люди, — ответил Бася, а сам подумал: «Я люблю вас. Мне так жаль. Пожалуйста, пожалуйста, пусть с вами все будет хорошо!»

— А поводить корабль он тебе дает?

— Так я не прошу, — рассмеялся Бася. — Все равно не решился бы. Корабль большой и быстрый. И на нем много пушек.

Снова долгая пауза. Потом Яцек сказал:

— Ты мог бы с него расстрелять корабль РЧЭ.

— Вот этого я не могу, — ответил Бася, надеясь, что в его голосе прозвучала улыбка. Что удастся перевести все в шутку.

— А надо бы.

— Как мама?

— Нормально. — Бася почти увидел, как сын пожал плечами. — Грустит. Я стал больше играть в футбол. У нас набралось две команды, только игроки часто меняются.