Кристина - Кэтрин Куксон

улыбался и говорил таким тоном, словно я была ребенком, успокоить которого можно было, напомнив ему о чем-то простом и обыденном.

— Да. Да, конечно, я знаю Молли.

— Тебе стало плохо, а она случайно оказалась поблизости и забрала тебя к себе. Потом она прислала мне записку, и я прочитал ее, когда пришел домой.

Мой рассудок как-то странно онемел. Хотя я сознавала, что Мартин мертв, что у него остались жена и двое детей, это казалось мне нереальным, не настолько реальным, чтобы вызвать во мне боль, потому что, после того как я проснулась и осознала, что произошло, мною овладело непонятное чувство — я словно закрылась сама от себя. Я как будто стала двумя различными людьми — один человек обладал моей головой, другой — сердцем, и тот, у которого было мое сердце, вовсе ничего не чувствовал. Я решила использовать того, который владел моей головой, и поднялась с кровати, завернувшись в пуховое стеганое одеяло. Мягко оттолкнув отца, я сказала:

— Я должна идти домой. Там ребенок.

— С девочкой все в порядке. Она с тетей Филлис.

Тетя Филлис означала для меня Дона.

— Где моя одежда?

— Послушай, не стоит так спешить. Я выйду в соседнюю комнату. Молли вот-вот вернется, она просто пошла что-то купить. Вот твои вещи, — отец указал на стул. — Одевайся потихонечку, — он похлопал меня по плечу и вышел, а я схватила одежду, стащила с себя ночную рубашку и вдруг поняла, что это не моя рубашка, у меня никогда не было такой — шелковой, мягкой, тончайшей и слишком короткой для моего роста. Я бросила ее на кровать и через несколько минут была одета. Я уже взяла пальто и шляпу, когда дверь открылась и вошла Молли.

— Тебе лучше? — проговорила она таким тоном, словно между нами не было долгих лет, в течение которых мы совсем не поддерживали тесных дружеских отношений.

— Да… да, спасибо, Молли, мне лучше.

— Послушай, куда ты спешишь?

— Мне надо домой, там ребенок. Но… но спасибо тебе, Молли.

Не обратив внимания на мои слова благодарности, Молли сказала: — Ну что ж, если ты решила идти, я найду кого-нибудь, чтобы подвез тебя, но все-таки умойся и перекуси.

— Нет, спасибо. Я только помоюсь.

— И выпьешь чашку чая. Давай.

Молли проворно провела меня в другую комнату, оказавшуюся гостиной, а оттуда — в кухню, к современной раковине с горячей и холодной водой. Я вымыла лицо, руки и вернулась в комнату. Молли подала мне и отцу по чашке чая и проговорила:

— Когда попьете, джип будет уже у двери, — едва закончив фразу, она вылетела из комнаты. Вероятно, Молли не бросала слов на ветер, потому что несколько минут спустя она вернулась и объявила — Сейчас он будет здесь, это мой приятель. Отвезет вас домой.

Услышав звук затормозившего возле дома автомобиля, я быстро встала, а отец взял меня за руку, как пациента, покидающего больницу, провел на лестничную площадку и помог спуститься по ступенькам. Молли, последовавшая за нами, мотнула головой в сторону водителя:

— Это Джо.

Тот кивнул и улыбнулся, потом помог мне сесть на переднее сиденье. Отец обошел джип, сел рядом и взял мою безвольную руку. Не помню, поблагодарила ли я Молли и водителя; через несколько минут я вновь оказалась в нашей кухне. Она выглядела для меня совершенно по-другому. Я стояла посередине, осматривая ее, словно никогда не видела прежде. Отец, помогавший мне снять пальто, мягко поинтересовался:

— Что такое, девочка? Что случилось? Что это на тебя нашло?

Я повернулась к нему и, как ребенок, бросилась в его объятия. Я плакала и плакала до тех пор, пока стала едва не задыхаться от собственных слез, пока он не начал просить, умолять меня остановиться, пока появившийся Сэм не стал поддерживать меня за голову, пока тетя Филлис не заявила: «Это пора прекратить. Сходи за доктором», пока Дон не попытался оттолкнуть брата и, схватив меня за плечо, не заорал: «Прекрати! Прекрати! Скажи, что случилось», пока не пришел доктор. И потом я погрузилась в некое подобие сна с большими цветными картинками, и, подобно нитке, которая то появлялась, то исчезала и отделяла один узор от другого, через этот цветной сон тянулась цепочка слов: «Мы должны поговорить, Кристина»… «Я люблю тебя»… «Ты — как звезда, сияющая на куче мусора»… Другие: «Пока я дышу — ты будешь мне нужна»… «Если смогу вырваться, буду здесь к семи».

Я лежала в постели неделю и не испытывала ни малейшего желания вставать. К жизни меня вернула Молли. Она навещала меня почти каждый день. Иногда она могла оставаться только на пять минут, поскольку, как она прямо говорила, мужчины, кордит[9] и купоны не оставляли ей времени даже сказать «Тпру! Приехали». Она садилась у меня в ногах, рассказывала о том, что будет делать после того, как война окончится и она сможет уйти с фабрики боеприпасов. А потом, подавшись ко мне, Молли вдруг заявила:

— И знаешь, Кристина, она окончится, все окончится. Жизнь не остановишь.

Я повернула голову на подушке, стараясь не встречаться с ней взглядом.

— Вот-вот, именно это ты и делаешь — смотришь на жизнь искоса. Знаешь, так не пойдет. Ты должна заново влиться в этот поток, — она придвинулась ко мне. — Послушай, Кристина, с тобой сыграли отвратительную шутку, но ты же не единственная, нет — клянусь Богом! Да ни в коем разе, и ты должна помнить об этом.

Мое лицо было таким же безжизненным, как и мой голос, когда я, глядя на нее, требовательно спросила:

— Да что ты знаешь об этом?

— Больше чем ты думаешь.

— Ничего ты не знаешь — одни догадки.

— Томми Тайлер — приятель Джо, а Джо — мой парень. Мы с ним как раз зашли в бар, когда ты подняла там шум. Нечего удивляться, что, после того как я привезла тебя к себе домой, Томми рассказал нам о твоих проблемах. Послушай, Кристина… — она накрыла ладонью мою руку, сжимавшую в горсти одеяло. — Мужики, они все одинаковые. Да я могла бы рассказать тебе такое, что у тебя волосы встали бы дыбом.

Я убрала руку; Молли выпрямилась и продолжила:

— Ладно, пусть будет по-твоему, но я сохранила вот это, — она открыла свою сумочку и достала одинарный газетный лист. — Это «Ревью» за прошлую субботу. Прочти хорошенько, и если это не изменит твоего мнения, тогда уже ничто не поможет, — она бросила лист на кровать, встала и уже более мягким тоном добавила — Приду завтра. Пока.

Я