Куплю твою жизнь - Елена Рахманина

— Ох, Сима, ты совсем не изменилась. Тебе любая гроза нипочём, — качает восхищённо головой, а я никак не могу взять в толк, о чём она.

Мы проходим в дом, и я замечаю, что внутреннее убранство почти не изменилось. Неужели новая хозяйка не пожелала обустроить всё на свой вкус?

— Что ты имеешь в виду, Пати? — задаю вопрос, отодвигая штору и заглядывая в окно, ведущее во двор.

Сабуров разговаривает с кем-то из охраны, а сам смотрит в мою сторону, словно мысли читает и знает о каждом моём движении. Закрываю тут же штору обратно.

— Тут такое творилось последний год, — тихо выдыхает. Её слова тут же рождают во мне интерес. Оборачиваюсь, цепко глядя ей в глаза.

— И что же тут творилось?

Вижу по лицу Пати, как ей хочется поделиться со мной новостями.

— Пойдём, провожу тебя в комнату. Мне сказали приготовить её для гостьи, но не упомянули, что ей будешь ты, — улыбается с привычной теплотой, заставляя вспомнить, почему я её так любила.

На этот раз меня ведут в покои на втором этаже. Не для прислуги. Но и не для хозяйки дома. Гостьи, как верно заметила Патимат.

— Причину состояния Ратмира я поняла позднее. Слухи о твоём браке разошлись скоро.

Сердце отчего-то учащает ритм. Аккуратно кладу переноску на двуспальную кровать и сажусь рядом, забывая о том, как устала. Слишком интересен мне этот разговор.

— Какое состояние? — уточняю едва слышно. Во рту сухо.

Пати мнётся. Подбирает слова.

— Нечеловеческое. Мне казалось, он с ума сошёл. Заявился со свадьбы пьяный. Разгромил весь дом. Несчастная Ясмина не знала, где угла сыскать. Боялась его. Но он не обращал на неё внимания. Продолжил попойку в своей комнате, иногда меняя на кабинет. Никому житья не давал, на всех срывался. Держал нас всех в страхе, даже Фатима не высовывалась. Хотела уехать к родственникам, но он не пустил.

Уши горели, пока слушала это откровение, живо представляя картинку. То, что виделось мне, и происходящее на самом деле казались совершенно разными реальностями. В моей — Ратмиру я была не нужна. Он переступил через меня.

В его — он страдал.

Лишь в этот момент я ощутила то чувство, ради которого затеяла свадьбу с Юрасовым. Сладкое чувство возмездия.

— Сабуров не был похож на того, кто столько пьёт, — кусаю губы, припоминая наши встречи. На них он всегда выглядел с иголочки. Видимо, проходил ускоренный курс детокса со своими шлюхами.

Пати пожимает неопределённо плечами.

— А где сейчас Фатима и… — Мне сложно произнести эти слова вслух, но я всё же пересиливаю себя: — Его супруга?

— Фатима скоро вернётся. Уезжала за покупками. А Ясмина находится в больнице уже несколько месяцев.

От последних слов меня скрутило. Согнулась в три погибели, забывая, как дышать. С губ сорвался стон, сил сдержать который не нашлось.

Хуже всего то, что я испытала к ней сочувствие. Понимала её. Она, очевидно, страдает. Вероятно, выполнив свой долг и сделав ей ребёнка, муж потерял к ней интерес.

Но всё же…

— Какие у них отношения?

Патимат морщится от неудобного для себя вопроса. Симпатизировала Ясмине?

— Не заметила отношений. Он с ней даже не разговаривал.

Видимо, просто молча трахал. Жеребец хренов.

На этой мысли этот самый жеребец вошёл в комнату, распахнув дверь так, что она с шумом ударилась о стену, заставив меня с Пати вздрогнуть. Мишка заревел, разбуженный. Я, зло глядя на его папашу, взяла ребёнка на руки.

Стоило Ратмиру глазами показать на выход, как Пати тут же последовала в указанном направлении.

— Закажи себе всё необходимое, — кидает на постель платиновую банковскую карту, — здесь ты задержишься.

Я смотрю на эту подачку, будто мне змей в ноги подкинули. Мысли в голову не лезут. Куда бежать с ребёнком, непонятно. Но здесь я находиться тоже не собиралась.

— Мне ничего не нужно, — вру, конечно. В дорожной сумке только сменные трусики остались.

— И выбери себе свадебное платье.

Мишка всё не унимался, плакал и плакал, словно ему передавалось моё смятение. Я поднялась, продолжая укачивать его на руках. Сабуров давил на меня высотой своего роста.

— Что ты куришь? Я тоже хочу.

Пытаюсь разрядить обстановку. Он ведь шутит? Не может он быть серьёзным.

— Через месяц наша свадьба. Подготовься.

Уши горят. Щёки горят. Только кулаки чешутся.

— Патимат! — кричу, желая вручить ей ребёнка на десять минут.

Женщина заходит, я передаю ей Мишку с просьбой проверить памперс. Она кивает, явно прочитав в моих глазах предстоящую бурю.

Закрываю за ней дверь, сверля взглядом хозяина дома.

— О чём ты говоришь? — подхожу ближе, чтобы понять, издевается он надо мной или нет.

Вздыхает, будто перед ним несмышлёный, глупый ребёнок, которому ещё нужно что-то объяснять.

— Через. Месяц. Свадьба.

Цедит слова сквозь зубы, но русский я хорошо знаю. Ни к чему повторять дважды.

— Ты. Женат, — шиплю в ответ, привставая на цыпочках, чтобы он расслышал злость в каждой произнесённой букве.

— На бумагах — нет, — наклоняется ниже, — но с тобой брак будет фиктивным. На большее не рассчитывай. Мне нужна твоя доля, а взамен ты получишь мою защиту и жизнь.

На этот раз смысл сказанных слов до сознания доходит медленно. Как сквозь вязкий, засахаренный мёд.

Моя ладонь стремится встретиться с его щекой. Но он ожидал нападения. Поймал запястье, сжимая так сильно, что коленки подогнулись. Я взвизгнула от боли, и только после этого он ослабил хватку, встряхнул за руку, будто это могло помочь вставить мои мозги на место, смотря на меня безжизненными глазами. Глазами убийцы.

— Повторяю ещё раз, если с первого раза до тебя не дошло, — голос суше, чем песок в Сахаре, — ты делаешь то, что я говорю, и тогда ты и твой сын останетесь в живых. Поняла меня?

Моргаю слипшимися от подступивших слёз глазами, смотря на него сквозь пелену.

— Отпусти, — прошу севшим голосом.

Вижу, как его ноздри расширяются при вздохе. Злость в нём так и плещется, переливаясь через края. Словно всё время, проведённое вместе в дороге, он лишь маскировал, что может её сдерживать.

Едва дышу, осознавая, что ему очень хочется причинить мне боль. Не важно какую, физическую или душевную. Интересно, он способен меня ударить?

— Я хочу, чтобы ты ответила словами через рот. Поняла меня?

— Нет! — вырываюсь ужом из его захвата, бросаясь к двери. Знаю, что поступаю глупо. Что бежать некуда. Что я загнана в ловушку. Но не могу по-другому.