Жестокий принц - Холли Блэк

На платье кровь — маленькие пятна, тающие в синеве неба.

Я думала, что смерть больше не может меня шокировать, но здесь ее так много. Невообразимо, смехотворно много. Перед мысленным взором снова и снова мелькают белые ребра принца Дайна, красный фонтан из горла Эловин и Верховный Король, который, умирая, отказывается признавать Балекина. Я думаю о бедняжках Таниоте, Кейлин и Рие, которым довелось убедиться в том, что корона Фейриленда значит больше, чем их жизни.

Думаю о Мадоке, все последние годы бывшего правой рукой Дайна. Быть может, фейри и не умеют врать в глаза, но в каждой улыбке Мадока, в каждом похлопывании по спине, в каждой совместно выпитой чаше вина таилась ложь. Мадок позволил нам нарядиться к этому вечеру, а мне дал прекрасный меч, словно мы действительно отправлялись на веселую вечеринку.

«Я знала, кто он такой, — твержу я себе. — Я видела кровь, засохшую на его красном берете. И буду дурой, если позволю себе забыть это».

По крайней мере рыцари увели мою семью до того, как началось смертоубийство. По крайней мере остальным не пришлось смотреть на это, хотя и вряд ли они ушли так далеко, чтобы не слышать пронзительные вопли. И по крайней мере Оук теперь не будет расти так же, как и я, со смертью у истоков своей жизни.

Сижу под столом и жду, когда сердце успокоится. Мне надо выбраться из холма. Веселье перерастает в буйство, а без нового Верховного монарха на троне гулякам вообще удержу не будет, и неизвестно, что еще они измыслят. Не самое удачное время для смертной оказаться в таком месте.

Пытаюсь вспомнить, как мы с Призраком рассматривали сверху расположение тронного зала. Пытаюсь восстановить в памяти, где входы в основные части замка.

Если бы мне удалось найти каких-нибудь стражников и убедить их, что я принадлежу к дому Мадока, они отвели бы меня к семье. Но я не хочу туда идти. Не хочу видеть Мадока, покрытого кровью, сидящего рядом с Балекином. Не хочу делать вид,

будто ничего ужасного не случилось. Не хочу прятать отвращение и омерзение к генералу.

Есть другой выход. Можно проползти под столами до ступенек и подняться на уступ, примыкающий к штабной комнате Мадока. Думаю, оттуда я спущусь прямо в ту часть замка, которая, скорее всего, сейчас безлюдна, к тому же там начинаются секретные туннели. И тогда я покину замок, не волнуясь ни о рыцарях, ни о страже, вообще ни о ком. От адреналина тело зудит, требуя действий, но то, что мне хотелось бы принять за план, еще не план. Я могу уйти из дворца, но мне некуда идти.

«Подумаешь об этом потом», — настаивает внутренний голос.

Ладно, пока хватит и половины плана.

На четвереньках, не обращая внимания на платье и волочащиеся по земляному полу ножны, не замечая боли в руке, я ползу и ползу. Надо мной играет музыка. Доносятся и другие звуки — треск, должно быть, костей, рыдания, вой. Мне не до них.

Потом скатерть поднимается, в глаза ударяет огонь свечи, и фигура в маске хватает меня за руку. Скрючившись под столом, я не могу достать меч, поэтому выхватываю спрятанный в корсаже нож. Уже собираюсь ударить — и тут узнаю нелепые башмаки с заостренными мысами.

Кардан. Единственный, кто мог законно короновать Балекина. Единственный, не считая Балекина, оставшийся в живых потомок рода Гринбриаров, Зеленого вереска. В Волшебной стране его ищут, должно быть, все, а он здесь — бродит в полумаске лисицы из серебряной фольги, хлопает глазами, уставившись на меня в пьяном раздумье и слегка пошатываясь на ногах. Я только что не смеюсь. Как мне повезло, что именно я его нашла.

— Ты смертная, — сообщает он. В другой руке у него опущенный вниз пустой кубок. — Тебе здесь небезопасно. Особенно если собираешься в каждого тыкать ножом.

— Мне небезопасно? — пропускаю мимо ушей нелепое заявление. Удивительно, он ведет себя так, словно всегда заботился о моей безопасности — в том смысле, чтобы обратить ее в опасность. Напоминаю себе, что сейчас он, должно быть, в шоке и сильно переживает и, возможно, поэтому ведет себя странно. Трудно лишь представить, что принц настолько неравнодушен к кому-то, что способен скорбеть. Сейчас ему, кажется, даже до себя нет дела. — Забирайся сюда, пока тебя не узнали.

— Играть в прятки под столом? Ползать в грязи? Типично для твоей породы, но ниже моего достоинства. — Он неуверенно смеется, словно ожидает, что я его поддержу.

Но мне не до смеха. Сжимаю кулак и бью его в живот — как раз туда, куда нужно. Он падает на колени. Кубок, глухо звякнув, катится в грязь.

— Оу! — громко стонет Кардан, и я, пользуясь моментом, затаскиваю его под стол.

— Мы выберемся отсюда, и никто не заметит, — говорю я. — Прячемся под столами и продвигаемся к ступенькам, потом на верхние уровни дворца. И не убеждай меня, что ползать — ниже твоего достоинства. Ты все равно такой пьяный, что едва держишься на ногах.

Слышу, как он фыркает.

— Ну, раз уж ты настаиваешь. — Разглядеть выражение лица трудно из-за темноты, к тому же он в маске.

Пробираемся под столами. Над головами звучат баллады и застольные песни, слышатся крики и шепоты, и все это на фоне приглушенного, как дождь, шороха ног танцующих. Сердце бешено колотится — оттого, что случилась резня, оттого, что Кардан рядом и я ударила его безнаказанно. Сосредоточиваюсь на шаркающих звуках, которые он производит, двигаясь следом за мной. Воздух пропитан запахами утрамбованной земли, пролитого вина и крови. Чувствую, что голова становится пустой, что меня начинает трясти. До боли закусываю губу, чтобы взять себя в руки.

Надо держаться. Нельзя распускать себя, только не сейчас, когда Кардан может увидеть.

Не сейчас, когда в голове начал складываться план. План, для которого потребуется этот последний принц.

Оглядываюсь и вижу, что Кардан остановился. Сидит на полу, рассматривает собственную руку. Кольцо на пальце.

— Он меня презирал. — Голос звучит спокойно, буднично. Принц будто забыл, где находится.

— Балекин? — спрашиваю я, думая о том, что видела в Холлоу-Холле.

— Мой отец. — Кардан фыркает. — Я почти не знаю остальных своих братьев и сестер. Разве это не забавно? Принц Дайн — тот и видеть меня не хотел во дворце, поэтому выгнал.

Не знаю, что сказать. Жду. Странно, что он ведет себя так, будто способен испытывать эмоции.

Мгновение спустя, кажется, приходит в себя. Взгляд, посверкивая в темноте, останавливается на мне.

— А теперь они все мертвы. Благодаря Мадоку. Нашему славному генералу. Зря они ему доверяли. Но твоя мать поняла это давным-давно, не так ли?

Я прищуриваюсь.

— Ползи.

У него опускаются уголки губ.

— Ты первая.

Мы ползем от стола к столу и наконец, похоже, подбираемся к ступеням достаточно близко. Кардан откидывает скатерть и протягивает мне руку — галантный жест, рассчитанный на зрителей, хотя мы оба знаем, что это лишь насмешка. Я выпрямляюсь, не коснувшись его руки.