Женщина без прошлого - Светлана Успенская

К тому же выяснили, что и библиотекарша имеется в наличии. Именно такая, какую рисовало буйное воображение Сифоныча, — в роговых очках, розовых подштанниках с начесом и полотняном бюстгальтере лучшего советского розлива. Ну, насчет штанов и бюстгальтера — это, конечно, Кузька самостоятельно домыслил…

И ведь все так удачно складывалось, прямо как пазлы в картинке. Мусор — раз, библиотекарша — два, шлепанцы — три… И опять же валютная биржа к масти пришлась… Этот тип, значит, олухом прикидывается, на бирже вантузом орудует, а сам тем временем в туалете биржевые секреты разузнает, когда его никто в шпионаже не подозревает по трудности текущего момента, а он потом деньги делает одним плевком через левое плечо.

И конечно, резону ему нет в явные миллионеры выходить — как он тогда будет свои секреты разузнавать, кто ему поверит, если он в туалете засядет в дорогом костюме и без вантуза?

Тут опять Кузьку жадность обуяла: на горизонте неимоверное богачество нарисовывается, а как его делить? Поровну — несправедливо будет, потому как Кузьке завсегда самая грязная работа доставалась, всякий сероводород и тухлые объедки, тогда как Сифоныч выбирал себе благородное — кислое вино и использованные дезодоранты.

При этом, надо сказать, Сифоныч аж трясется в предчувствии удачи, ничего такого не замечая со стороны Кузьки. И добровольно делится с ним своими планами:

— В Турцию наконец поеду, с такой кралей закручу — чертям тошно станет!

Кузька в ответ бычится и нехорошее про напарника надумывает…

Исследовали поле грядущей битвы. Зашли под видом алкашей, будто подъездом ошиблись, — но ничего особенного в квартире Измайлова не углядели. Никаких замков миллиардной секретности, никаких цепных псов отъявленной злобности, никакой сложносочиненной сигнализации. Старушка агентша опять же эти сведения подтвердила.

— А чего ему в своей халупе прятать? — фыркнула. — Голь перекатная! На гнилье спит и веретьем накрывается. И за что его Верка (библиотекарша) только жалеет?

«Надо брать», — принял решение Сифоныч.

«Надо убирать», — принял решение Кузька, однако поопасался выполнить свое намерение немедленно, понимая, что опыта у него пока еще маловато. И решил он: пусть Сифоныч всю работу сделает, а он потом все богатство единолично хапнет, тепло попрощавшись с наставником перед отправкой его на тот свет.

И вот, выследив, когда гражданин Измайлов Константин, 43 лет, и. о. сантехника на валютной бирже, отправился зарабатывать трудовую копейку, отправились они на дело.

Сифоныч шагал уверенно, в белых перчатках и галстуке лопатой, Кузька нес орудия труда и тару для складирования миллионов. Он беспокоился, конечно, что не сумеет за один раз все деньги утащить, но, как говорится, не терял надежды.

И вот они вскрыли ободранную дверь, как ювелиры, и отомкнули замок, как пианисты.

— Сволочь, — любовно произнес Сифоныч, поддевая специальным инструментом рычаг внезапно обнаруженного секретного засова. — Подстраховался на всякий случай. Думал, конечно: брать у меня по сугубой видимости нечего, однако береженого Бог бережет.

Проникнув в квартиру, грабители принялись за дело. Достав перфоратор, Сифоныч с задорным огоньком в глазах обернулся к своему помощнику. Он чувствовал себя так, точно перед ним расстилался весь мир. Он ощущал себя космонавтом на Марсе, полярным лыжником в море Лаптевых, аквалангистом в Марианской впадине и одновременно парашютистом в стратосфере. А еще он думал: «Небось на первый раз лишь миллионов триста-четыреста возьмем, больше не унести…»

Для начала они поверхностно перерыли всю квартиру. Отыскали двести рублей в наволочке и железный перстень с черепом в пепельнице. Сифоныч был холоден и спокоен, Кузька отирал рукой нервный пот.

— Так я и думал, — пробормотал Сифоныч, — не такой он дурак, чтобы богатство на поверхности хранить, когда в наше время всяк норовит свистнуть капиталы в свою пользу.

И включил перфоратор в сеть…

Они вскрыли пол, подняли рассохшийся паркет, прорубили стены.

От адских звуков заплакали дети в колыбельках, у матерей пропало грудное молоко, а один гражданин, будучи по дневному времени у любовницы, заработал на этой почве эректильную дисфункцию. Но были и положительные моменты в их трудовом порыве. Дедок с нижнего этажа, уловив отдаленное жужжание, — а это был первый звук, услышанный им за последние десять лет жизни, — промолвил с доброй улыбкой: «Что-то в этом году мухи и зимой летают!» — и стал хаотично лапать воздух старчески сморщенными ладошками.

Думая, что происходит плановый ремонт, граждане мужественно терпели и жуткий рев, и покачивание стен, и подпрыгивание потолка над головой, и постепенное разрушение здания.

За три часа напарники вскрыли пол, вспахали стены и потолок. Они в лапшу искромсали мебель, стулья порезали как сосиски, диван изрубили в котлеты, а подушки рассыпали, как манную крупу. Матрас разобрали по ниточкам, ковер расплели по веревочкам, кухонную плиту разнесли на молекулы. Они отодрали водопроводные трубы, подозревая миллионера Измайлова в расчетливом изуверстве, телевизор разобрали на полупроводники, а книжки (всего двадцать наименований, из числа выдававшихся ранее в нагрузку к продуктовым наборам) разорвали постранично, просмотрев каждую страницу на просвет, поскольку подозревали их владельца в иезуитском вклеивании купюр между листами.

И вот когда квартира стала напоминать местность после взрыва карманной атомной бомбы, напарники наконец утомились и присели отдохнуть. И задумались. И, поразмыслив, все поняли.

Сифоныч понял про себя: «Акела промахнулся».

А Кузька понял нечто совершенно иное. Он понял, что Сифоныч еще накануне вечером обчистил миллионера, а его привел, чтобы разыграть спектакль: мол, в квартире ничего нет, ошибочка вышла. И пожалел, что не успокоил наставника раньше, и решил компенсировать свою недоработку. Приняв в руку монтировку, он решил, что в таком бедламе труп Сифоныча все равно никто не найдет. А Сифоныч взял на изготовку перфоратор, грозя изрубить изувера в мелкие куски.

И дрались напарники три дня и три ночи. То один брал верх, то другой. То Сифоныч взглядом сдвигал горы, то Кузька мановением руки поворачивал реки вспять. И дрожала земля в жутком страхе, и дрожали жители на всех этажах в ожидании конца света.

И дрались они до тех пор, пока не пришел сам хозяин, встав на пороге. И за спиной его всходило солнце, а сосны росли на его руках, как рыжие волоски.

И понял Измайлов, что произошло, и взгрустнулось ему. И заплакал он. И обнял он двоих друзей как друзей, и облобызал обоих братьев как братьев.

— Да, — сказал он, — генеральный ремонт, обещаемый мне домоуправлением уже десять лет, наконец свершился. От этого я нестерпимо счастлив и предлагаю по этому поводу немедленно выпить.

Открыв холодильник, он выставил на стол (порубленный, как колбаса) полбутылки «Дон Периньон» плюс четверть бутылки коньяка «Арманьяк». А потом порезал перфоратором натуральную, с зеленцой, колбасу, и ароматный, с тухлецой, сыр. И накрошил туда лобстеров, гусей, трюфелей и прочего всего, что на тот момент ему Бог послал.