Нож в спину. История предательства - Леонид Млечин

Его последняя хвалебная статья об Адольфе Гитлере была опубликована 7 мая 1945 года — это был некролог фюреру.

«Мы, верные сторонники Гитлера, — писал Гамсун, — склоняем свои головы перед лицом его смерти».

Он, как нибелунг, остался верен себе, хранил верность своей слепой любви к немцам.

Почему Кнут Гамсун называл себя сторонником Гитлера?

В 1934 году, через год после прихода в Германии к власти нацистов, он поддержал их публично. Его жена Марие, которая была на двадцать два года моложе писателя, и сын Торе вступили в Национальное собрание — партию, которую возглавлял Квислинг. Другой сын писателя, Арилд, вступил в добровольческие формирования СС и сражался на Восточном фронте против Красной армии.

Когда в апреле 1940 года немецкий экспедиционный корпус вторгся в Норвегию, Гамсун увидел в этом шанс для его родины «занять подобающее ей место в великогерманском мировом сообществе, которое сейчас создается». И потребовал от своих соотечественников не сопротивляться немецким оккупантам.

Кнут Гамсун не был ни слепым фанатиком, ни сторонником тоталитарного государства, ни поклонником национально-социалистических идей. Упрямый, ироничный индивидуалист, что общего он имел с этими партийными чинушами, которые даже в туалет хотели бы водить народ строем?

Старый писатель увидел в национальных социалистах силу, противостоящую цивилизации, развитию техники и технологии, наступлению городов и рационализму капиталистического общества. Ненависть к асфальту, машинам, разрушению патриархального быта заставила Гамсуна, привязанного к земле, возненавидеть Америку и Англию, которые в его представлении олицетворяли городскую цивилизацию.

Его давняя любовь к старой Германии, мысль о единстве судеб северных народов умножились на уверенность в том, что только национальный социализм способен противостоять разрушению привычной жизни. Но Гамсун не опускался до антисемитизма.

Когда нацисты пришли к власти, Гамсуну было уже за семьдесят. Он жил уединенно в своей усадьбе. Возраст и глухота постепенно отдаляли его от окружающего мира…

С мая 1945 года Гамсун вел лирический дневник «На заросших тропинках».

Он так описал свой первый допрос:

«А как я отношусь к злодеяниям немцев в Норвегии, о которых теперь стало известно?

Поскольку начальник полиции запретил мне читать газеты, я ничего об этом не знаю.

Вы не знали об убийствах, терроре, пытках?

Нет. До меня доходили смутные слухи перед моим арестом».

И это говорил Гамсун, который за два года до этого умолял Гитлера прекратить расстрелы в Норвегии и убрать имперского комиссара Тербовена!

Все-таки в сорок пятом Гамсуну было восемьдесят шесть лет. Дневниковая проза так же кристально чиста, как его ранние романы, принесшие ему Нобелевскую премию. Но чувствуется, что живой и понятной для него осталась только природа. Весь остальной мир, включая людей, он считал чужим и чуждым. Он перестал понимать мир, который полвека назад так легко и свободно поддавался его анализу.

Но, оставшись один на один с собой, он многое переосмыслил и осознал преступный характер нацистского режима. Его дневник тех лет опубликован, и каждый может прочитать его размышления на сей счет.

Последние годы стали для него тяжким испытанием. Он обиделся на жену и четыре года не хотел видеть ее, потому что она рассказывала психиатру о его ревности, упрямстве и вспыльчивости.

— Он испытывает чувство неполноценности, — говорила Марие Гамсун. — Он совершенно перестал владеть собой, теряет самоконтроль, бросается вещами. Он всегда был слишком привязан к своей матери и потому быстро разочаровывается в женах.

Но в 1950 году Кнут Гамсун внезапно захотел, чтобы жена вернулась. Без всякого вступления и объяснения однажды вечером он сказал невестке:

— Тебе надо бы позвать мать домой.

Ему было тогда девяносто лет. Марие застала мужа страдающим всеми старческими недугами, неспособным обходиться без посторонней помощи. Она писала подруге за несколько месяцев до его смерти:

«Это трагедия, что ему приходится испить всю чашу до дна! Он всегда ненавидел этот возраст и проявлял черствость к тем, кто позволил себе стать старым и беспомощным. Наверное, это Немезида, как говаривала одна женщина в тюрьме.

Его отталкивало все неэстетичное и некрасивое. Он не находил в старом лице ничего достойного, зато говорил, что каждое молодое лицо прекрасно. Не говоря уже о том, как его злили неаппетитные детали жизни слабоумных людей. И как раз это выпало на его долю!»

Как обманчива бывает святость, особенно когда легенду путают с историей! Именно так светлым образом бродит в национальном сознании словаков черный человек: Йозеф Тисо, католический священник и президент государства, который в 1947 году закончил свои дни на виселице. Как мученик или как преступник?

Легенду путают с историей, и ныне на пасторском доме в Бановце, где когда-то жил католический священник Йозеф Тисо, появилась мемориальная доска. То, что первый президент Словакии Тисо, сумевший создать независимое государство, был еще и католическим священником, в чьих-то глазах делает его почти святым.

История Словакии насчитывает одиннадцать веков. Но только в 1939 году епископ Тисо подарил своему народу — на целых шесть лет — национальное государство. Милостью Гитлера. И ценой жизни шестидесяти тысяч словацких евреев, которых убили еще до того, как этого потребовали немцы.

Гитлер никогда не считался с «попами». Тем удивительнее было то, что 13 марта 1939 года он принял в имперской канцелярии епископа из Пресбурга (Братислава). После получасовой беседы Тисо вышел из кабинета союзником Гитлера. Накануне беседы он очень волновался и, по свидетельству переводчика, проглотил полкило ветчины.

Фюрер желал, чтобы Чехословакия исчезла с политической карты мира. Вместо Чехии — имперский протекторат Богемия и Моравия. Гитлер объяснил, что «эти земли тысячелетие входили в жизненное пространство германского народа».

А как поступить со Словакией? Свои права на нее предъявила Венгрия. В ноябре 1938 года по венскому арбитражу Венгрии уже достались юг Словакии и Подкарпатская Русь, которую у нас в стране называют Закарпатской Украиной. Но Гитлер не собирался делать такой подарок Венгрии. Его бы устроило марионеточное государство под немецким контролем.

Гитлер разыграл свою партию как по нотам.

— Верно ли, что вы хотите присоединиться к Венгрии? — спросил Гитлер священника Тисо с деланой наивностью.

Для Тисо это был удар. В 1938 году, после смерти священника Андрея Глинки, Йозеф Тисо возглавил Словацкую народную партию, весьма радикально настроенную, включавшую отряды боевиков, которые именовались «глинковской гвардией». Главный лозунг его партии, сочетавшей католицизм с национализмом, гласил: «Прочь от Венгрии и прочь от Чехии!» Словацкая католическая церковь ненавидела Прагу за антиклериальную политику, проводимую в первые годы существования самостоятельной Чехословакии.