Длинная тень греха - Галина Владимировна Романова

Так утешила, что до сих пор вспоминать тошно.

— Я, Симуля, уезжаю далеко и надолго! И советую мой номерок забыть! И если вдруг на меня за шантаж наедут, так и знай, тебя подставлю! Я совершенно ни при чем!

И отбилась — сука носатая, оставив его одного…

Во-вторых, Сима боялся того, что этот неаккуратный малый, никакой не частный детектив, коим он им представился, а бандит самый настоящий. И заслал его сюда Писарев. И теперь, выследив Симу, эти ребята… В этом месте ему становилось особенно жутко.

В-третьих, Сима боялся Нинкиного гнева. Она же теперь не кто-нибудь, а помощник прокурора. Гневаться может и имеет права. Бровью не поведет, упрячет его туда, куда Макар телят не гонял. Или выгонит…

И, к удивлению своему, Сима вдруг ловил себя на мысли, что не хочет никуда уезжать ни от нее, ни от близнецов своих, которые обрадовались ему так, что у него в носу защипало как-то по-странному, когда он их одинаковые головы к своим плечам прижимал.

Что-то теперь будет!.. Что-то же будет точно…

Паркетный пол легонько поскрипывал под тяжелой поступью его Нинки. Сколько ни пытался Сима поймать ее взгляд, чтобы догадаться о той участи, что его ждет, все было бесполезно. Жена упорно прятала глаза.

— Вот что! — вдруг резко оборвала она свое хождение и уставилась на странного пришельца. — Конечно же, вы занимаетесь самодеятельностью, и мы оба с вами это понимаем! Но вами движет благородный порыв, и я, как представитель правоохранительных структур, не могу оставить без внимания данный факт. Мы поедем с вами обратно, извлечем из тайника фотографии, сделанные моим… мужем. И представим их следствию, что уж они будут с этим делать, пускай решают сами.

— Как ехать?! — простонал Серафим испуганно и молитвенно сложил руки на груди. — Нинок! Я не хочу никуда ехать! Можно я здесь останусь, а, Нинок! Ты же не оставишь ребят одних, а, Нинок!!! Что же, я только приехал и снова за чемоданы! Что пацаны подумают?

Ей оставалось только ахнуть в ответ и головой покачать. Потом подумала недолго, сочла, что его трусливые доводы не лишены оснований, и нехотя согласилась:

— Ладно, черт с тобой, Садиков! Оставайся с детьми, но учти… Если с их головы упадет хоть один волос, из-под земли тебя достану и на куски порву.

— Не забывай, что это и мои дети тоже! — вскинулся оскорбленный Садиков, он и в самом деле оскорбился вполне искренне. — А ты там смотри это… осторожнее. Чтобы возвращалась живой и невредимой…

Сказал, а про себя подумал: вот и не верь после этого в то, что не было счастья, да несчастье помогло. Может, все и устроится. Может, и получиться все еще сможет. Пацаны-то славные, и любят его, кажется.

На сборы ей понадобилось чуть меньше часа. Еще меньше времени на то, чтобы выгнать машину из гаража. И, уже выезжая за город, она вдруг обронила с тоской, ни к кому конкретно не обращаясь, и уж к Дэну тем более:

— И почему я иду у него на поводу?! Сама не пойму! Люблю я, что ли, это ничтожество?..

Очнулась Олеся оттого, что глаза нещадно жгло и щипало. Она попыталась было их приоткрыть, но тщетно, боль становилась только сильнее. Как оказалось, причиной тому был чудовищно яркий свет, направленный ей в лицо.

Ага! Ее, кажется, собираются допрашивать. Оттого и свет в глаза, и темнота по углам. Сейчас в соответствии с жанром должен будет зазвучать сухой, как звук выстрела, голос и…

Между тем ее совершенно обыденно спросили:

— Голова не болит?

— Пока не пойму, — ответила она честно и покрутила головой туда-сюда. — Кажется, все в порядке. А вы мне, что же, по голове били, пока везли сюда?

— Да нет. Просто после хлороформа могут мучить головные боли, — голос был все тем же и принадлежал тому самому мужчине, что целился в нее из пистолета совсем рядом с ее домом.

Олеся пошевелилась, обнаружила, что руки и ноги у нее не связаны, и чуть повеселела. Потом привстала, ощупав ложе под собой. Убедилась, что это самый обычный диван под самым обычным гобеленовым одеялом. И тогда уже села совершенно без опасений, откидываясь на спинку.

— А вы не могли бы свет этот ужасный убрать, а? — попросила она, сморщив лицо.

— Мешает? — с пониманием хмыкнул мужчина.

— И мешает, и театрально как-то. Как в глупом кино про преступников и тех, кто их пытается поймать. У нас с вами все как раз наоборот…

— Не понял! — проворчал мужчина, но свет сместил, направив луч в потолок.

Представившейся возможности осмотреться, Олеся не порадовалась. Вернее, сначала порадовалась, но тут же поскучнела.

Убийца Марины Хабаровой спрятал ее в каком-то подвале. Стены из бетонных блоков. Перекрытие бетонное. Дверь металлическая и, судя по виду, очень тяжелая. Выбраться отсюда, то есть попытаться убежать, нечего и думать.

Из мебели имелся диван, на котором она сейчас сидела. И одинокий стул посреди подвала, на котором восседал сейчас человек, похитивший ее среди бела дня.

К слову сказать, он показался ей очень симпатичным. Взгляд вполне нормального человека, без каких бы то ни было маниакально-депрессивных признаков. Чего вот только от нее ему хочется, непонятно! Хотя, как непонятно. Она же ищет, рыщет, пытается что-то делать, а это не в его интересах.

— Что вам нужно? — не выдержала она паузы, которая затянулась неприлично долго. — Хотите, чтобы я отказалась от мысли разобраться во всем этом деле? Зря стараетесь! Я не могу допустить, чтобы невиновный человек отвечал за чьи-то преступления!

— А с чего вы решили, что преступление это совершил именно… — он вдруг замялся, словно думал, продолжать дальше говорить или нет, потом все же решился. — С чего вы вдруг решили, что убил Писарев Григорий Иванович? Почему вы вдруг взялись обвинять именно его?

— С ума сойти можно! — Олеся оторопело заморгала. — Кто это вам брякнул ненароком, что я подозреваю Писарева? Я и не думала вовсе, что это убивал он!

— А кто, по-вашему? — на лице молодого мужчины не дрогнул ни один мускул, но что-то подсказало ей, что он удивлен. — Кто, по-вашему, убийца?

И тогда Олеся удивила его еще раз. Коротко хмыкнув, она обронила:

— Вы!

— Интересно… — протянул он совершенно озадаченно и первый раз поменял позу, склонившись вперед и упирая подбородок в крепко сжатый кулак. — С чего вдруг такая убежденность, что я убийца? Узнать можно?

— Почему нет? — она пожала плечами, ссутулившись. — Судя по ситуации, мне отсюда все равно не выбраться, так хоть выскажусь напоследок. Человек, который видел машину Писарева Григория Ивановича на месте преступления, видел и вас, выходящим из нее.

— Вот как?! Меня, значит?!

Мужчина вдруг встал и медленно заходил по подвальному помещению. На нее почти не смотрел, лишь время от времени бросая скорее удивленные, чем гневные взгляды. Хотя, казалось бы, должно было быть наоборот: она же только что обвинила его в убийстве.