Темная вода - Татьяна Корсакова

– Наверное, ты ее подняла и положила обратно.

Он сказал это, просто чтобы что-нибудь сказать, чтобы отсрочить тот момент, когда она поймет, что под пуховой шалью на ней почти ничего нет и он, Чернов, теперь знает ее тайну. А еще им нужно обсудить то, что случилось на озере. Обсудить ту часть, что выпала из поля его внимания. Это тоже очень важно и тоже в каком-то смысле очень интимно. Возможно, даже более интимно, чем кровоподтеки на Нинином теле.

– Я не поднимала. – Она не возражала и не злилась. Она шагнула к сыну, погладила его по голове, а потом сказала: – Мне нужно принять душ.

Им обоим необходимо принять душ, смыть с кожи ядовитые капли Темной воды, приглушить боль и воспоминания. Вот только у Нины это были воспоминания, а у Чернова – выморочные страшные видения, которые определенно связывала с реальностью тонкая нить. Только он пока никак не мог эту нить нащупать.

– Иди, я сварю нам кофе. – Это был поступок не столько благородный, сколько расчетливый. Ему требовалось время, чтобы подумать и собраться с мыслями. А еще подготовиться к тому, каким взглядом она посмотрит на него, когда выйдет из душа.

Собраться с мыслями не получилось, стоило только Нине запереться в ванной, как завибрировал мобильный. Вадим не ошибся, когда решил, что Гришаев примется за дело прямо посреди ночи. Он был не готов к тому, что Гришаев добудет информацию так быстро. Услышанное Чернова не удивило, к чему-то подобному он был морально готов. Из колеи его выбили подробности этой истории. С подробностями теперь тоже придется разбираться. Точно так же, как и с Ниной.

– …А она исчезла той же ночью. Забрала ребенка и документы и словно сквозь землю провалилась, – рассказывал Гришаев без тени эмоций, но это не значило, что эмоций не было. Просто Гришаев так привык. – Она молодец, я тебе скажу. Следов почти не оставила. Но прятаться бесконечно не получится, даже в этом твоем медвежьем углу. Она должна это понимать. И ты тоже должен это понимать. Кстати, он ищет ее по собственной инициативе. У его босса нет к ней никаких претензий. И это хорошо, потому что, если бы были, я бы первый посоветовал вам делать ноги. Прямо сейчас. Там очень серьезные люди, Чернов. Возможно, мне удалось бы как-то договориться, что-то решить, но на это требуется время и, скорее всего, немалые деньги. Но это не бизнес, это что-то личное. Теперь я абсолютно в этом уверен. И это очень хорошо. Собственно, только это и хорошо. Я почти уверен, что она что-то слышала или что-то знает. Поговори с ней, Вадим. Если ты и дальше намерен участвовать в ее судьбе, то должен с ней поговорить, выяснить, что там на самом деле произошло.

Он намерен. Еще до конца не понимает, как будет участвовать, но решимость его крепла.

– Теперь по поводу нашего с тобой дела. – В трубке что-то зашелестело. Наверное, Гришаев сверялся со своими записями. Бумаге он доверял больше, чем электронным носителям информации. – Появились кое-какие подвижки. Все, что я нашел, я сброшу тебе на почту. Там понемногу на всех фигурантов.

За спиной послышался шорох, и Чернов, не прощаясь, вырубил связь. Гришаев не дурак, все поймет правильно.

Нина стояла в дверях. Поверх сухой домашней одежды она снова набросила шаль. На Чернова Нина смотрела настороженно, словно ждала и боялась расспросов. Вот только он не станет задавать вопросов. По крайней мере, не сейчас. Он знает, кто она. Знает, от кого она бежит. Догадывается, почему. Гришаев обещал помочь, нужно только дождаться следующего звонка. А рассвета они, похоже, уже дождались…

* * *

Он все про нее понял. Понял в тот самый момент, когда увидел следы на ее теле. Такие мерзкие, такие откровенные следы. Она как-нибудь справится, как-нибудь переживет неминуемую жалость в его взгляде. И хорошо, если это будет только жалость, а не брезгливость. Но даже с брезгливостью она сумеет справиться. Она не справится только с вопросами. Потому что никто не имеет права задавать ей вопросы о том, что с ней случилось!

– Садись, – сказал Чернов, словно это Нина находилась у него в гостях, а не наоборот. – Садись, я сварил нам кофе. Светает. – Он посмотрел в окно. Там, снаружи, и вправду уже клубился рассветный туман. Еще темный и плотный, но светлеющий с каждой минутой. В тумане этом Нина тоже видела серебряные нити морока. Они были тонкие и затейливые, как ловчая сеть, наброшенная поверх озера. Если потянуть за одну из этих нитей, можно почувствовать вибрацию, почувствовать тех, кто сплел морок. Но она не станет тянуть за нити. И смотреть в глаза Чернову она тоже не станет. Вместо этого она сядет за стол, зажмет в озябших ладонях горячую чашку, дождется, когда кофе остынет, и выпьет его одним большим глотком. Как виски. Наверное, виски был бы лучше, но в ее доме, в ее новом старом доме, не водится алкоголь.

– Спасибо, – сказал Чернов.

Она не стала спрашивать, за что он ее благодарит, лишь молча кивнула в ответ. Когда рассеется туман, он уйдет. Скорее всего, теперь уже навсегда. И причиной его ухода будут не кровоподтеки на ее теле, не ее прошлое, а здравый смысл. Ему опасно оставаться у Темной воды. Кажется, любому нормальному человеку опасно. Навий морок усиливается с каждым днем, и невидимые ловчие сети раскидываются все дальше. Рано или поздно в них попадется еще одна жертва. И Нина не может допустить, чтобы этой жертвой стал Чернов.

– Ты должен уйти, – сказала она глухо и осторожно подула на свой кофе.

– Уйду, – пообещал Чернов, и в сердце тут же вонзился острый шип. Такой же острый, как луговые травы в ее навьем венке. – Вот ты накормишь меня завтраком, расскажешь, что мы делали ночью на озере, и я пойду.

Он не понимает. Даже не догадывается, в какой он опасности. Не догадывается, что за разрушительная сила просыпается в Темной воде. Вот-вот проснется. Нина тоже не понимает, но чувствует. Каждой клеточкой своего тела ощущает те перемены, что происходят здесь и сейчас. Она отказалась от кровавого дара, не стала одной из них, но минувшая ночь не прошла для нее бесследно. Темная вода приняла ее в свои неласковые объятья точно так же, как до этого приняла ее маленького сына. Темная вода признала их своими и оставила на них свою невидимую печать. Как ни странно, это озеро – для них место силы. Какой именно силы – другой вопрос. Искать на него ответ Нине не хотелось. Слишком на многие вопросы ей еще предстояло найти ответы, но одно она знала наверняка. Она готова. Если не на сто процентов, то на семьдесят готова к тому, чтобы встретиться лицом к лицу со своими детскими воспоминаниями. Теми самыми, которые мама и Шипичиха решили запереть за маленькой, украшенной заговоренными узорами дверцей. И если Шипичиха не отдаст ей сегодня ключ от этой дверцы, она взломает ее сама. Вышибет к чертовой матери! Как она может защитить своего сына, не зная о себе всей правды, не понимая, как можно управляться со своей силой?!

– Они не все одинаковые. – Голос Чернова пробивался к Нине, словно бы из-за той самой невидимой дверцы, он звучал глухо и встревоженно.

– Кто? – Все-таки она подняла на него глаза, и во взгляде его черных глаз не увидела ни жалости, ни брезгливости, ни осуждения – одну лишь решительную сосредоточенность.