Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты - Себастьян Маллаби

должна была начаться на следующее утро. И если эти действия не принесут положительного результата, они рассмотрят возможность повышения процентных ставок. По окончании встречи Ли-Пембертон сделал заявление для прессы. Гельмут Шлезингер дал интервью Wall Street Journal и немецкой финансовой газете Handelsblatt. Согласно сообщению новостного агентства о словах президента Бундесбанка, он был убежден, что масштабное выравнивание курсов валют Европы было бы предпочтительнее, чем небольшая коррекция лиры.

Ламонт был шокирован. Слова Шлезингера были равносильны требованию о девальвации фунта стерлингов. Публичные заявления, сделанные им после встречи в Бате, уже спровоцировали атаку на лиру. А теперь немцы собирались напасть на Великобританию. Ламонт попросил Ли-Пембертона немедленно позвонить Шлезингеру, не обращая внимания на его замечание о том, что капризный президент Бундесбанка не любит, когда его отрывают от обеда.

Исполнив указание Ламонта, Ли-Пембертон сообщил, что Шлезингер дал то интервью с условием, что он сможет проверить, какие именно из его слов будут цитироваться, но пока не нашел времени это сделать. Ламонт запротестовал и назвал ответ Шлезингера опасно легкомысленным. Его перепечатанные комментарии уже были во всех новостных лентах; на следующий день следовало ожидать реакции трейдеров в Нью-Йорке и Азии. Шлезингеру нужно было быстро дать опровержение. Ли-Пембертон позвонил в Германию еще несколько раз, но безрезультатно. В пресс-службе Бундесбанка ему объяснили, что цитаты Шлезингера не были «авторизованы», поскольку пока что они не прошли одобрение. Шлезингер сказал, что он посмотрит статью и выпустит соответствующее заявление, когда приедет в свой офис утром. Ламонт был вне себя от ярости, но сделать ничего не мог. «Валютный повелитель» Германии не торопился адаптироваться к миру, где торговые операции совершались круглосуточно.

В тот вечер Ламонт отправился в спальню, сознавая, что следующий день будет непростым. Но он и представить не мог, с какими трудностями ему предстояло столкнуться. Как он вспоминает в своих мемуарах, мысль о том, что на следующий день Великобританию исключат из валютной системы Европы, «просто не приходила мне в голову»32.

ДРАКЕНМИЛЛЕР ПРОЧИТАЛ КОММЕНТАРИИ ШЛЕЗИНгера во вторник днем, находясь в Нью-Йорке. Ему было все равно, авторизованы они или нет: он отреагировал незамедлительно33. Шлезингер показал, что он будет просто счастлив, если фунт покинет механизм контроля валютных курсов. Бундесбанк не собирался угождать своим слабым соседям путем дальнейшего понижения процентной ставки. Принимая во внимание силы, мешающие экономическому развитию в Великобритании, можно было сказать, что теперь девальвация фунта была неизбежной.

Дракенмиллер вошел в офис Сороса и сказал ему, что пора действовать. Он удерживал свою позицию против фунта, равную 1,5 миллиарда долларов с августа и сделал еще несколько ставок после беседы с Робертом Джонсоном. Теперь настал переломный момент, и Дракенмиллер заявил, что он намерен постепенно увеличивать свою позицию.

Сорос слушал его с озадаченным видом. «Это не имеет смысла», — возразил он.

«Что вы имеете в виду?» — спросил Дракенмиллер.

Сорос ответил, что если новости соответствуют действительности и риск практически минимален, то зачем увеличивать позицию постепенно? Почему бы сразу не увеличить ее до 15 миллиардов? «Бейте в ахиллесову пяту», — посоветовал он.

Дракенмиллер понял, что Сорос прав: этот человек действительно был гением. Дракенмиллер провел анализ, разобрался в политической ситуации и определил подходящий момент для начала торговли, но Сорос оказался единственным человеком, который почувствовал, что настал момент поставить на кон все. В тех случаях, когда вы уверены в своей правоте, для вас не существует такого понятия, как слишком большая позиция. Вы ставите как можно больше34.

Оставшуюся часть вторника Дракенмиллер и Сорос продавали фунт стерлингов всем, кто готов был его купить. Обычно их заказами занимались трейдеры, но в этот раз они сами взяли в руки телефонные трубки в поиске банков, которые согласятся принять их заказ35. Согласно правилам механизма контроля валютных курсов, Банк Англии был обязан принимать предложения о продаже фунта за 2,7780 немецкой марки, то есть по самой низкой цене, разрешенной механизмом, но это требование соблюдалось только в течение биржевого дня. После закрытия Банка Англии поиск покупателей превратился в настоящее состязание, особенно когда всем стало известно, что Дракенмиллер и Сорос продают огромное количество фунтов стерлингов.

Банки, получившие крупные заказы от Quantum, предупредили об этом своих специалистов по торговле валютой, которые вскоре тоже начали продавать фунт, и когда их заявки пошли по всему миру, все поняли, что грядет обвал36. Вскоре курс фунта упал ниже допустимого уровня, и найти покупателей на эту валюту стало почти невозможно37.

В тот же день поздно вечером Дракенмиллеру позвонил Луис Бэйкон. Они побеседовали о том, чем может закончиться вся эта драма, и Бэйкон сказал, что он нашел еще несколько возможностей для обрушения курса фунта стерлингов.

«Правда?» — выпалил Дракенмиллер. Он велел Бэйкону подождать, и через несколько секунд к их разговору подключился Сорос.

«Где вы нашли такой рынок?» — спросил он с яростью в голо-

В ИТОГЕ СОРОС И ДРАКЕНМИЛЛЕР РАЗЪЕХАЛИСЬ ПО домам, наказав своим трейдерам искать способы продажи еще большего количества фунтов. Роберта Джонсона, который в это время спал в своей нью-йоркской квартире, вызвал по пейджеру главный трейдер компании Quantum. Джонсон встал с кровати и тихо перезвонил, боясь встревожить своим разговором жену, которая работала в нью-йоркском отделении федеральной резервной системы. Около двух часов ночи Дракенмиллер вернулся к себе в офис. Он хотел быть на своем рабочем месте к моменту начала торгов в Лондоне, когда Банк Англии будет вынужден возобновить покупку фунта стерлингов.

Скотт Бессент, управляющий портфелями, который ранее работал в Лондоне, приехал в офис вслед за Дракенмиллером. Он увидел могучий силуэт своего босса, стоявшего в своем темном офисе. В тот момент Дракенмиллер снимал пальто, а за его спиной простиралось ночное небо Манхэттена. Офис освещался только лампочкой, вспыхнувшей на телефоне: на проводе был Сорос, и Дракенмиллер нажал кнопку громкой связи.

В комнате раздался лишенный эмоций голос, говоривший с восточно-европейским акцентом. Сорос убеждал Дракенмиллера подстраховаться с помощью левериджа и повторно удвоить объем продаж39.

Когда фондовые рынки Лондона открылись, ожидание поддержки со стороны Банка Англии помогло вернуть курс фунта стерлингов в область допустимых значений, но тем не менее он приближался к нижней границе. Действуя по плану, одобренному Ламонтом в предыдущий вечер, до 8.30 утра Банк Англии дважды проводил сделки, каждый раз покупая по 300 миллионов фунтов. Но