На острие иглы - Илья Стальнов

Моя рука медленно двинулась вперед. Краем глаза я видел застывших в безвременье монахов. Время отныне двигалось вперед только моими усилиями, я толкал его движением моей руки с зажатым кинжалом. Это было трудно. Наверное, с таким же трудом Сизиф толкал свой камень. Сколько прошло – секунда, минута? Наконец лезвие достигло цели. По самую рукоятку оно вошло в грудь Карвена. Я повернул голову и услышал громовой запоздалый крик:

– Остановись!!!!

ЭТО КРИЧАЛ НЕМОЙ ГОРБУН…

* * *

Как говорил колдун, вероятность того, что пророчество сбудется, не больше восьми шансов из десяти. Даже если оно дано в Откровении великого чернокнижника Гурта. Два шанса – это человеческая воля – в последний момент пойти наперекор равнодушной и неумолимой судьбе, вспомнить, что есть в тебе частица Творца.

Что толкнуло мою руку, когда все были уверены и сам я тоже, в осуществлении предначертанного? Не знаю. Может быть, воспоминание о детских, полных слез глазах. А может, отвращение к Нему все-таки перевесило сладостное упоение Его мощью. Или проснулся во мне старина Эрлих, бесшабашный рубака и путешественник, бессребреник и чудак, лекарь, коему столько людей были обязаны жизнью и кто никогда не щадил себя в борениях за правое дело. Или все-таки снизошла на меня тогда искра Божьей благодати и озарила все вокруг, высветив безобразное. Разве поймешь. Но, как бы там ни было, кинжал не рассек мою кожу, а вонзился в грудь последнего Мудрого, и его кровь, а не моя хлынула на Камень Золотой Звезды, Произошло самое страшное из того, о чем только могли помыслить высшие иерархи Черного Ордена…

Все было задумано Адептом с самого начала. Не столь важно было уничтожить Мудрых – на их место пришли бы другие. Предотвратить наступление часа Люцифера могло лишь уничтожение Камня Золотой Звезды. А для этого следовало убить всех, кто связан с камнем невидимыми нитями, то есть Мудрых, причем кровь последнего из них должна была оросить Цинкург. А после этого надлежало разбить сам Камень Жезлом Зари.

С последним Мудрым я все-таки разделался. Если кто-то и понял, что я хочу сделать, помешать мне был уже не в силах. Поздно!

Я толкнул Карвена, зажавшего рану рукой, на камень, и он упал грудью на Цинкург. Капли его крови оросили колдовской шар.

Аббат приподнялся, с ужасом посмотрел на меня и рухнул бездыханным.

Красные капли закипели, просачиваясь внутрь Цинкурга, вызывая бурю в том мире. Я ощутил смятение Того, чьи глаза еще недавно искали меня, видя во мне своего раба, свое орудие. Потом в Камне все пошло кувырком, пол заходил у меня под ногами, я едва не упал и лишь из последних сил оставался стоять на месте.

Бросив нож, я выхватил из-за пазухи Жезл Зари и сжал его обеими руками. Теперь мне казалось, что двигаюсь я слишком медленно, что не успею довершить начатое.

Но я успел! Я изо всех сил опустил Жезл на Камень. Сперва мне показалось, что ничего не произошло. Шар отозвался хрустальным звоном, от удара Жезл Зари выпал из моих рук.

Я застонал, как от боли. Получается, что все зря. Цинкург уничтожить невозможно!..

Но, вот по поверхности шара пробежала рябь, и Цинкург стал… нет, не рассыпаться, не раскалываться – он стал расползаться, расплываться, будто это и не камень вовсе, а какая-то мерзкая слизь. Что-то еще недавно бывшее живым. И слизь эта стала испаряться.

С Жезлом Зари происходило то же самое, что и с Цинкургом. Когда я ударил Жезлом о шар, то Камень на его верхушке вспыхнул, и мне показалось, что по залу прокатился вопль боли и ужаса. Чей он был – сатаны, кого-нибудь из его подручных, того, чью сущность нам вообще не дано постигнуть разумом?

Тут послышался настоящий, а не кажущийся, вопль ужаса. Это вопил Орзак, вцепившись себе в волосы и безумными глазами глядя на меня…

Время начало течь привычно. Все вокруг будто вскипело, забурлило, пришло в движение. Теперь я должен был умереть. Одни монахи потянулись к развешанному на стенах оружию, другие присматривали что-нибудь тяжелое, третьи готовы были разорвать меня голыми руками.

Я нагнулся и поднял испачканный кровью последнего из Мудрых кинжал. Это оружие было не очень внушительным. Я мог рассчитывать лишь на то, чтобы унести с собой в могилу побольше врагов. Я был хорошим бойцом, и последний мой бой должен быть достойным.

Я перехватил летящую мне в грудь алебарду и воткнул нож в живот первого нападавшего. Теперь я владел его оружием. Двух-трех, а может и более, я надеялся убить, прежде чем свет навсегда померкнет в моих глазах…

– Подходи! – с отчаянным весельем крикнул я, будто зазывая зрителей на представление.

И тут началось нечто невообразимое. Все вокруг заходило ходуном, послышался нарастающий утробный гул, пробирающий насквозь. Нечто подобное мне довелось пережить в дальнем азиатском походе – тогда почва вздыбилась и пошла трещинами, и за несколько мгновений богатый красивый город превратился в развалины. Насколько я знаю, наша старая матушка Европа давно не подвергалась подобным буйствам стихии.

В воздухе будто лопнула басовая струна. Раздался оглушительный звон – это со стен начали сыпаться металлические щиты с гербами Ордена. По стенам, будто змеи, поползли трещины. По полу побежали волны, как рябь по воде. Удивительно, но плиты пола не крошились. Будто камни перестали быть камнями, а стали какой-то вязкой субстанцией. Дохнуло сыростью. Гасли свечи и факелы, зал погружался во тьму. В криках боли и отчаяния метались слуги Темного Ордена, и угроза быть погребенным под обломками вовсе не казалась умозрительной. – Шар. Злосчастный Цинкург. Ну, конечно, это непотребное буйство вызвано разрушением Камня Золотой Звезды. У меня появился шанс.

В поднявшейся суматохе, безжалостно орудуя древком и острием алебарды, отталкивая обезумевших от ужаса и рвущихся наверх детей Тьмы, я сумел пробиться к выходу. Стиснутый стонущей, пыхтящей, ругающейся толпой, я вскарабкался по ступенькам. Я был свободен от опасности оказаться замурованным, и я был жив, а не растерзан на клочки слугами Ордена. Я бежал по наполненным шумом и страхом коридорам до тех пор, пока не выскочил в тесный дворик. В тот самый, с клетками для сторожевых псов.

Собаки обезумели… Они исходились даже не лаем, а каким-то стоном, в которых перемешались ужас и злоба. Самый большой пес тщетно пытался перегрызть железный прут, ломая зубы, на землю падала его слюна с кровью.

Надежда окрыляла меня, прибавляла сил. Я сделал все, что мог, и теперь появилась возможность того, о чем я и не мечтал, – спастись. Помогите мне, светлые силы! Я ведь заслужил это!

Набрав побольше воздуха, я прикрыл накидкой лицо и со страхом шагнул на булыжник двора. В сумраке и суматохе я вполне мог остаться не узнанным и попытаться покинуть монастырь, если повезет. Но нет…

– Хаункас! Держите, убейте его! Убейте!

Орзак! Я столкнулся с ним чуть ли не лицом к лицу. Он был из числа немногих, кто не потерял самообладания. Несколько братьев откликнулись на его призыв, хватая палки и камни, они кинулись мне наперерез. Из коридора выбежало еще человек пять, отрезая мне выход из тесного дворика. Все, пути к спасению не было. Мне все-таки не уйти от смерти, которая уже готова насытиться мной.