Все умерли, и я завела собаку - Эмили Дин

– Рэй любит гулять!

Но Рэй был непоколебим. Он был твердо намерен провести жизнь за закрытыми дверями.

Сражение воли продолжалось неделями. Я умоляла, он отказывался. Я тянула поводок, он замирал и был готов тащиться по тротуару, превращая меня в Ахиллеса, влекущего за своей колесницей тело Гектора.

– Моя собака не хочет гулять, – пожаловалась я своему другу в интернете, откликнувшемуся на запрос «почему мой ши-тцу дуется на меня?»

В конце концов я решила обратиться за советом к дрессировщику.

– За отказами часто скрывается страх, – объяснила она и предложила положить деревянную планку между кухонной дверью и внутренним двориком, а потом разложить на ней кусочки лакомства. – Заставьте его думать, что это его идея.

Я вспомнила, как Рэйчел однажды сказала мне точно то же самое – только про личные отношения. Естественно, я решила попробовать. Рэю понадобилось не меньше пятнадцати минут, чтобы выбраться на планку и добраться до первого лакомства.

– И теперь мне придется поступать так постоянно? – с ужасом спросила я у дрессировщицы.

– Запаситесь терпением, – с улыбкой ответила она. – Спешки нет. Собаки хорошо реагируют на спокойное подкрепление, но терпеть не могут паники и подавленности.

Терпением я никогда не отличалась. Я перебивала собеседников, чтобы они быстрее дошли до сути дела. Я с трудом сдерживалась, когда человек, стоящий передо мной в очереди к кассе, начинал расспрашивать о скидочных картах. В пробках я всегда старалась маневрировать, чтобы продвинуться хоть чуть-чуть быстрее. Но с Рэем я просто не могла быть нетерпеливой. Он был слишком хрупким, слишком милым, слишком прелестным, чтобы я могла выйти из себя. Так он и заставил меня научиться самоконтролю и лучше держать себя в руках.

Я старалась относиться к нашим прогулкам в духе «поэтов-романтиков» – прогулки важны сами по себе, одной лишь практичностью их ценность не ограничивается. Поэтому никаких мобильных телефонов, никаких вздохов, никакой экзистенциальной тревоги.

– Мы пойдем гулять, – говорила я ему, когда он сердито косился на поводок. – Я не собираюсь позволять тебе превращаться в одного из этих дурацких подростков, которые вечно торчат дома.

Впрочем, нам не удавалось уйти далеко, прежде чем Рэй замирал в позе каменного льва. А иногда он выбирал позу Супермена-в-полете – лапы вытянуты вперед, живот прижат к тротуару. Я могла стоять на месте минут двадцать, шепча ему ласковые слова и пытаясь сдвинуть его с места. Увидев нас, прохожие начинали хохотать:

– Посмотрите-ка на собаку той женщины – он не хочет двигаться!

Но постепенно Рэй начал привыкать к улице. Его пушистый хвост ходил ходуном, когда он открывал для себя радости мусорных баков и общения с соседскими собаками. Я гордилась тем, что моя новая тактика принесла плоды. Мне удалось сменить свой архаичный стиль «криков из технической зоны в куртке» на более современный подход «спокойное предложение поддержки в изысканном костюме».

Через несколько недель Рэй уже подпрыгивал от возбуждения, когда мы приближались к кованым воротам Хайгейтского парка Уотерлоу. Он кидался навстречу пуделям и сенбернарам, а я гадала, какой будет реакция их хозяев. «Привет, как зовут вашего мальчика?» – или «Мортимер! Отойди от него немедленно!»

– Я не представлял, что прогулка с собакой заставляет так много общаться с незнакомыми людьми, – с комичной мрачностью сказал комик Ли Мак, когда я брала у него интервью для своего подкаста.

У него собаки не было – и это стало ясно по его реакции, когда собака, которую мы позаимствовали для нашей прогулки, наложила кучку. Ли мгновенно заявил:

– Вызовите полицию!

Но я знала, что он имел в виду, когда говорил об общении. Для меня это тоже было удивительно. С тех пор как у меня появился Рэй, круг моего общения значительно расширился.

Я познакомилась с Джейн из модельного агентства. У нее был пудель Уиллоу. Как и я, она считала, что «жизнь слишком коротка, чтобы не устроить своей собаке сеанс массажа с ароматом голубики». Девочки в школьной форме собирались возле меня, чтобы погладить Рэя, а я рассказывала им про старые времена, когда считали на калькуляторах, а мальчики звонили нам по стационарным телефонам. У меня появилось много знакомых лиц – например, пожилая пара с собственными ши-тцу, Минти и Солти.

– Они уже взрослые, поэтому ведут себя лучше, – слегка надменно сообщили они мне.

А еще я познакомилась с мужчиной, у которого была собака бишон-фризе по кличке Клауд – «облачко». Полагаю, такое имя она получила из-за своей прически: взбитые белоснежные кудряшки делали ее похожей на жену астронавта.

Странно было неожиданно перезнакомиться с массой своих соседей, с которыми я наверняка сталкивалась и раньше бесчисленное множество раз. Но в те времена мне была свойственна врожденная территориальная враждебность истинного лондонца. Я была слишком холодной и подозрительной, чтобы заговорить с кем-то вне моего строго определенного социального круга.

– Собаки могут стать объектом переноса, – сказала мне Сью, когда я рассказала ей о том, как рада была, что у меня есть Рэй, после небольшой ссоры с подругой.

Поэтому я решила, что Рэй в моей жизни исполняет роль любимой игрушки детства, той, что помогает нам засыпать, когда выключают свет.

Собаки исполняют для людей очень полезную социальную функцию (см. также «Младенцы»). Они отвлекают нас во время напряженных семейных ситуаций, облегчают знакомство, служат «заложниками» во время ссор: «Папочкины крики тебя напугали, малыш, ПРАВДА?»

А еще собаки помогают нам расслабиться и снять защитные барьеры при общении с посторонними людьми. Я, конечно, человек предвзятый, но в забавной пушистой мордочке Рэя было нечто такое, что будило в людях детскую радость. Гримасы бизнесменов превращались в улыбки, мамочки, которым никак не удавалось успокоить малышей, с радостью твердили им: «Посмотри, какая славная собачка!» Мальчишки-подростки отрывались от своих шутливых перебранок и экранов смартфонов и с изумлением говорили: «Это же не собака, верно? А кто это? Прямо как из „Звездных войн“!»

Рэй позволил мне увидеть людей в их самых лучших проявлениях – он был настоящим антидотом гнева. Даже мужик из ночного магазина, который вечно приветствовал меня потоком громкой пьяной брани, пока я не доказывала свою полную невиновность, буквально просиял, когда мы зашли к нему за диетической колой.

– Ненавижу собак, но этот малыш особенный, – сказал он, сунув в пакет маленькое мороженое в качестве лакомства для Рэя.

Я была так рада, что мы с Рэйч и во взрослой жизни поселились рядом с Холли-Виллидж. Теперь это мне стало особенно важно. Я никогда не думала, что связь с нашим прошлым будет так важна для меня.

Иногда мы с Рэем прогуливались мимо небольшого домика рядом с теннисными кортами. Я вспоминала, как здесь мы с Рэйч стреляли сигареты у мальчишек-подростков. А иногда мы с ним доходили до кафе «Лодердейл-Хаус». Когда-то здесь жила любовница короля Карла II, Нелл Гвинн. Папа часто рассказывал о ней, когда водил нас в школу, – после того как мама заявила, что не любит утренние прогулки, эта задача легла на папины плечи. Больше всего ему нравился ответ Нелл, когда разъяренная толпа называла ее католической шлюхой: «Побойтесь Бога, добрые люди! Я – протестантская шлюха!» Папа громко выкрикивал эти слова в утренней тишине, и проходившие мимо семьи с детьми неодобрительно щурились, а мы с Рэйч сгорали от стыда.