Тоннель - Туве Альстердаль

— Мне очень жаль, но просочилось, что ваш супруг арестован за убийство Анны Джонс.

— Задержан, — поправила я. — Это разные вещи.

— Простите, я, наверное, только хуже сделала, что сказала вам об этом.

— Люди в самом деле верят в то, что он убийца?

— Люди верят в то, во что хотят верить. — Марта двигалась по квартире, и ее силуэт мелькал в щели между гардинами. Я быстро переместилась из-под уличного фонаря в тень. Человек, стоящий под чьими-то окнами, может вызывать разные мысли, по большей части не очень хорошие.

— Я подумала, что будет лучше, если вы узнаете, — добавила она.

— Спасибо, — сказала я, — теперь я знаю.

— Люди ведь рады испытать облегчение, что преступник схвачен и что это кто-то со стороны, а не один из нас. Они не любят бояться. Как только все прояснится, они станут говорить о чем-нибудь другом, и тогда им будет стыдно за то, что они ошибались.

— Так вы думаете, что они ошибаются?

— Увидимся завтра, хорошо?

* * *

Помедлив, я все же села в машину и вставила ключ в замок зажигания. В конце концов, всего один бокал вина, да и то с тех пор прошел почти час. Не будь такой шведкой, подумала я и завела мотор. Собравшись с духом, чтобы все-таки, несмотря ни на что, оказаться в собственных владениях. Снаружи кто-то наклонился к окну машины и постучал в стекло. Я вздрогнула.

Темные волосы. Стоило мне опустить стекло, как машину наполнил мужской аромат вперемешку с запахом табака.

— Я так и думал, что это вы, — сказал Антон Адамек. — Вы сегодня приехали?

— Вечером.

— Хорошо провели время?

Крепкая рука легла на край опущенного стекла.

— Замечательно, — отозвалась я. — Очень познавательно. Слышала, вы спрашивали про меня. Я собиралась вам завтра позвонить.

— Но сейчас мы здесь, — сказал он и сделал жест в сторону пассажирского сиденья, — если вы, конечно, не собираетесь поехать домой и лечь спать.

— Нет, все в порядке.

Свет в салоне погас, едва он сел в машину, но я оставила все как есть и специально включать не стала. Еще не хватало светиться, особенно учитывая гуляющие по округе слухи. Наверное, мне просто захотелось посидеть в темноте. На короткое время почувствовать себя чуть менее одинокой. Защищенной.

— Вы виделись с Даниелем? — спросила я. — Вам известно, как он себя чувствует?

— Честно говоря, не очень хорошо.

— Хотите сказать, что они всерьез полагают, что он мог это сделать?

— Я не вправе распространяться об этом.

— Простите. Я знаю. Впрочем, это и так ясно, но я не знаю, что мне делать. Когда я звоню в участок, мои звонки сбрасываются. Завтра я отправлюсь туда и выясню все лично.

Его глаза блеснули во тьме рядом со мной.

— Вы можете рассчитывать на мою помощь, — сказал он.

— Спасибо.

Я покосилась на переводчика и снова отвернулась, поймав его взгляд. Было в нем что-то недоступное, деловитое, но ускользающее от понимания, возможно, он являлся всего лишь суровым профи. Он все еще не сказал, зачем искал меня, когда я была в отъезде.

— Есть одна вещь… — начала я.

— Да?

— Это не особо важно, но, когда я в последний раз была в полиции, меня попросили занести им чек. — Избегая касаться мужчины, я протянула руку за сумочкой, которая валялась на заднем сиденье. Поль переслал мне его ночью по почте, и, прежде чем выписаться, я сделала распечатку на стойке регистрации в отеле «У озера». С тех пор чек лежал в моей сумке, как тлеющий уголек.

— Не могли бы вы передать его тому, кто ведет теперь расследование, я не знаю, тот ли это самый человек, который к нам приезжал… — Я побоялась выдохнуть, испугавшись, что получится слишком громко.

— Расследованием по-прежнему занимается комиссар Йозеф Кралл.

— Полиция спрашивала меня о нем. Квитанция об оплате номера в ту ночь, когда Анна Джонс была убита. Доказательство того, что я ночевала в Праге.

— Почему бы вам самой ее не занести?

Его вопрос заставил меня покраснеть, но в окружавшей нас темноте это, пожалуй, было незаметно. Я смотрела прямо перед собой. Извилистая улочка, окна домов, куда рано пришла ночь.

— На чеке стоит другое имя, — призналась я. — Не хочу, чтобы мой муж об этом узнал.

Ночь в отеле пропорхнула между нами, пока он молча изучал чек. Всего секунду, после чего сложил бумажку пополам.

— Трудно объяснить, когда не знаешь языка, — добавила я, — поэтому если бы вы могли передать чек нужному человеку и изложить ему все надлежащим образом…

Чересчур широкая улыбка на его лице, и мне сразу стало жарко. Слишком жарко.

— Со всеми такое случается, — философски заметил он.

— Пожалуй, мне пора ехать, — сказала я.

— Конечно, не стану больше вас задерживать. — Антон Адамек открыл дверцу и опустил одну ногу на тротуар, но выходить не спешил. — Надеюсь, вам не страшно. В смысле спать одной.

— Ерунда, — соврала я, испугавшись того, к чему могло все привести, если бы я ответила иначе — «тогда вам нужна компания», «ой да, еще как нужна, кто-нибудь рядом, прямо сейчас, это все, о чем я мечтаю».

— И правильно, — улыбнулся он. — Уверен, ничего страшного с вами не случится.

* * *

Когда я выехала на площадь, меня внезапно охватило страстное желание выбрать совершенно другую дорогу, в другой город, в неизвестный отель. Я пропустила нужный съезд и была вынуждена сделать еще один круг. Рядом находился полицейский участок, а в нем — мой муж. Они могли бы с тем же успехом возвести стену и выставить на ней караул.

Бесконечно медленно я приближалась к мосту. Ехала со скоростью тридцать, может, сорок километров в час, точно не знаю, потому что в тот момент я не то что на спидометр — даже на дорогу толком не глядела; голова гудела от мыслей, мне казалось, они как солома торчат во все стороны. Еще не выветрившееся ощущение близости Антона Адамека — могла ли я положиться на него? Такое чувство, будто я все вижу, слышу, но упускаю самое главное. Как там сказал хозяин гостиницы об Адамеке. Кто он на самом деле или кем назвался? Звучит довольно загадочно, или же всему виной плохое знание языка. Что будет, если Даниелю сунут под нос этот чек? Может, зря я послушалась полиции — надо было послать все к черту. И еще я была возмущена тем, что сказал — или не сказал — садовник, ощущение, что он что-то от меня утаил. Я боялась ехать в пустой дом с темными окнами — и как только у Адамека язык повернулся сказать, что со мной не случится ничего страшного, — а если не домой, то куда… и тут я внезапно заметила впереди какое-то движение.

Я резко свернула на обочину и остановила машину там, где начинались перила моста, в груди испуганно колотилось сердце