Сердце огненного острова - Николь Фосселер

И снова у нее на глазах показались слезы. Эти слова убедили ее больше всего, что он – тот самый, правильный. Что она будет счастлива рядом с ним.

– Да, Ян. – Счастливая улыбка играла на ее губах, когда она посмотрела ему в глаза. – Я так и сделаю.

Его вопросительная, чуточку неуверенная улыбка превратилась в сияющую. Он прижал ее к себе и поцеловал более страстно, чем прежде. Потом разжал свои объятья, шагнул в сторону и сунул руку в карман брюк.

– Отвернись.

Она удивленно подняла брови.

– Зачем? Что ты задумал?

– Не задавай лишних вопросов, – засмеялся он. – Просто отвернись.

Якобина подчинилась. Она слышала, как он прошел по лужайке, потом уловила какие-то царапающие звуки. Ее терзало любопытство, ей хотелось оглянуться.

– Не подглядывать! – крикнул он, и в ее груди закипел смех.

Его шаги вернулись; она почувствовала спиной тепло его тела. Он закрыл ее глаза ладонями, от которых пахло металлом и свежестью растительного сока.

– Пойдем!

Давясь от смеха, она позволила куда-то повести себя.

– Теперь можешь посмотреть.

Он убрал руки с ее лица. Слезы хлынули из ее глаз, когда она увидела угловатое сердечко, вырезанное на коре кананги, и инициалы. Я + Я.

Ян и Якобина. Якобина и Ян.

– Вот, пока это будет вместо кольца, – прошептал Ян. – Это дерево всегда будет напоминать нам об этом дне.

Якобина никогда не думала, что какой-нибудь мужчина может сделать ради нее что-то романтическое; она не смела и мечтать о таком поступке. Она всхлипнула и бросилась к нему на шею, покрыла поцелуями его лицо. Ян смеялся, но с дрожью в голосе, словно и сам прогонял слезы. Он обхватил ее за талию, прижался губами к ее рту; ее губы с готовностью раскрылись, его язык вторгся в ее рот, требовательно искал ее язык. Якобине казалось, что она лопнет от счастья.

Радостные и окрыленные, с распухшими от поцелуев губами, они выбрались из повозки, которая везла их в отель под прохладными сводами деревьев канари. Возле колонн, на ступеньках сидел посыльный. При виде повозки он вскочил и помахал листком бумаги.

– Телеграмма для туана! Из Батавии!

В Якобине зародилась тревога, когда Ян развернул листок, пробежал по нему глазами и нахмурил лоб.

– Плохое известие?

– Похоже, что так, – пробормотал он. – Грит просит нас как можно скорее вернуться в Батавию. Желательно сегодня.

У Якобины перехватило дыхание, ее пальцы судорожно вцепились в рюши возле горла.

– Что-то… что-то с детьми?

– Не сказано. – Ян провел пальцами по рту и подбородку. – Если повезет, мы еще успеем на последний поезд.

– Я сейчас соберу вещи, – воскликнула Якобина и, подобрав юбку, побежала в отель.

Уже стемнело, когда нанятый на вокзале экипаж подъехал к ярко освещенному дому на Конингсплейн. Гонимая страхом за Йеруна и Иду, Якобине не стала ждать, когда слуга или Ян помогут ей сойти на землю; она поспешно соскочила с подножки и побежала по ступенькам в вестибюль.

– Нони Бина! Нони Бина!

Дети выбежали к ней навстречу, и она вздохнула с облегчением. Йерун мчался впереди, Ида следом. Они обняли ее и уткнулись в юбку.

– Не уезжай больше никогда! – бормотал Йерун. Ида молчала, но Якобина чувствовала, что ее маленькое тельце содрогалось от рыданий.

– Нет-нет, я больше никуда не уеду, – пообещала Якобина и погладила мальчика по голове. Вопросительно взглянула на подошедшего Яна. – Что же тут… – И она замолчала, услышав наверху громкие рыдания и шум.

– Мелати, – тихо проговорил Ян и добавил что-то по-малайски. Из-за колонн вышла нянька и, нежно приговаривая что-то, забрала у Якобины детей. Лицо Мелати опухло, глаза покраснели, словно она только что плакала. Ян схватил Якобину за руку и потащил наверх.

Звуки доносились через открытую дверь из супружеской спальни. Зареванная Маргарета де Йонг давала указания служанкам, которые укладывали в чемодан ее одежду, но сама выглядела растерянной и взвинченной.

– Грит.

Она вскинула голову и снова разразилась слезами.

– Слава богу, вы приехали! – Она шагнула к Яну, словно хотела броситься ему на шею, но потом повернулась к Якобине и взяла ее руки в свои. – Спасибо, нони Бина, что вы сразу приехали! Извините, что я испортила вашу поездку, но я просто не знала, что делать! – Тут она зарыдала еще сильнее, сотрясаясь всем телом. Помедлив в нерешительности, Якобина обняла госпожу де Йонг, и та вцепилась в нее.

– Побудь с ней, – негромко сказал Ян. – Я посмотрю, что с Винсентом.

Она кивнула, отвела Маргарету де Йонг к кровати и присела рядом с ней.

– Все так ужасно… Так ужасно! – сквозь слезы проговорила госпожа де Йонг.

– Что случилось? – пробормотала Якобина и погладила ее по спине. Она не знала, что и думать. Может, что-то случилось с майором? Он ее бросил? Или она собирается уйти от него, устав от его выходок?

– Все пропало, – еле выдавила из себя госпожа де Йонг. – Все! Мои деньги, его – все пропало! Он все потерял! Дом! Мебель! Все! – Она горько заплакала. – Перегнул палку, вот что они сказали. Несмотря на его заслуги. Слишком часто пьет, слишком много скандалит. На обеде в честь именин короля… он приревновал меня… хотя я только пару слов сказала… вызвал его на дуэль и потом избил. Перегнул палку, вот как это называется, и теперь – теперь все пропало! – Дрожащей рукой она утерла мокрые щеки и выпрямилась, прерывисто дыша. Благодарно кивнула, когда служанка протянула ей носовой платок, энергично высморкалась. – Мы… мы должны переехать на Суматру, – пролепетала она сквозь платок. – Он… его… направляют туда. В наказание. Я хотела остаться с детьми тут. Но он и слышать ничего не желает. Говорит, что не потянет два дома. Он не хочет оставлять нас здесь. – Она снова заплакала, беспомощно и жалобно, словно ребенок. – Я не хочу на Суматру! Не хочу в глушь! Я хочу остаться здесь!

– Тс-с-с, успокойтесь. – Якобина не знала, что говорить, и снова обняла Маргарету де Йонг. Та вцепилась в ее руки.

– Как мне жаль, нони Бина! Мы все так привязаны к вам. Я прямо и не знаю, что делала бы без вас… Мне бы очень хотелось, чтобы вы поехали с нами…

Суматра. Якобина смутно вспоминала о том, что видела на Суматре во время рейса из Сингапура в Батавию. Непроходимые тропические леса, мангровые болота и безлюдные песчаные берега. Жить там, конечно, гораздо тяжелее, чем тут, в Батавии.

Краешком глаза она уловила какое-то движение в дверях и подняла голову.

Там стоял Йерун, сжав маленькие кулачки. Из открытого рта не доносилось ни звука, но худенькое тельце сотрясалось от беззвучных рыданий, а из голубых глаз ручьем текли слезы, и глаза казались огромными. «Не уезжай больше никогда».