Северная звезда - Татьяна Недозор

Они стояли, обнявшись, на ковре из диких маков, одаривающих двоих влюбленных благоуханием и свежестью. Ей захотелось навсегда застыть в этом объятии, навечно слиться с Николаем… Но видение исчезло, Устюжанин отстранил ее и тихо сказал:

– Мне пора идти. Джилли уехала из Доусона, так что, если тебе будет нужно найти меня, обращайся в факторию Канадской меховой компании. Я буду объявляться там, в любом случае там можно оставить для меня письмо.

Она почувствовала вдруг, что ее душа разрывается на мелкие кусочки и утопает в непереносимой муке.

– Ник, неужели ты сейчас уйдешь?

– Да. Видит Бог, так надо, Машенька. К тому же твой любезный супруг и так наверняка заинтересуется, где это ты пропадала так долго. Ничего не поделаешь, ты принадлежишь ему, а не мне…

Мужчина протянул руку и коснулся пальцами ее щеки. Потом медленно приблизился. Мария закрыла глаза. Она почти чувствовала тепло его губ, ее сердце затрепетало от близости нежного поцелуя.

Вдруг рука опустилась. Маша открыла глаза и увидела, как Николай, широко шагая, уходит прочь от нее по склону холма. Опустилась на ягель и безутешно разрыдалась.

…В мрачных раздумьях над своей судьбой Одинцова, как зверь в клетке, ходила из угла в угол по своему домику. Все были заняты работой. Её возвращения никто не заметил, кроме Фреда, который приветливо помахал ей рукой.

Перед глазами стоял силуэт уходящего прочь Николая. Видит Бог, как Маша жаждала броситься за ним!

Хотелось обнять, пасть перед ним на колени, закричать: «Не уходи! Возьми меня с собой…»

Но она так и не произнесла этих слов и не тронулась с места. Как бы то ни было, Мария дала обет верности Дмитрию перед Господом… Пусть она никогда не была слишком набожна, но есть по-настоящему святые вещи, шутить над которыми нельзя!

Она делила с ним ложе и, может быть… может, уже носит под сердцем его ребенка.

* * *

В середине мая она последний раз увидела северное сияние.

Стояла, замерев, и не могла оторвать взгляда от неба, которое от края до края прорезали сияющие дуги, мерцающие темно-зеленым светом. Создавалось ощущение фантастическое, нереальное, тем более что все это происходило в полнейшем безмолвии. Легкий ветерок слегка шевелил волосы на голове, отчего казалось, что на неё нисходит какая-то высшая сила, приобщающая к чему-то высокому и надмирному.

Со склона холма раздавались крики Дмитрия и его товарищей, которые, несмотря на вечерний час, не оставляли своих трудов. Они были так погружены в работу, что ничего вокруг не замечали. Она знала, что подобные вещи не имеют для них никакого значения. Единственное сияние, которое могло привлечь их внимание, – это блеск золотого песка на дне корзины с глиной и гравием.

Вдруг услышала голос Фреда:

– Я столько раз его видел, но лишь сейчас по-настоящему понял, как красиво полярное сияние. Когда я, наконец, вернусь домой, то буду вспоминать нашу жизнь здесь. Это сияние. И тебя, Мэри. Ты очень красивая.

Эти слова прозвучали тихо-тихо, как шелест ветерка. Ей почудилось, что они доносятся с неба и вызваны таинственной игрой светящихся лучей. Не сводя глаз с сияния, девушка сказала:

– Фред, ты не будешь вспоминать меня. Пройдет совсем немного времени, и ты меня забудешь. Я жена Дмитрия. Рано или поздно ты вернешься в свой Коннектикут, а мы с Дмитрием – в Россию.

– Ты самая красивая женщина на свете. Я люблю тебя, Мэри!

– Нет, Фред, нет… – просто и печально молвила девушка.

– Но я действительно люблю тебя.

Она взяла его за руку.

– Фред, я не должна позволять тебе говорить такие вещи. Я замужняя женщина. А ты вернешься домой и найдешь там красивую девушку, которая станет твоей женой. Я ведь не могу ею стать. У нас даже вера разная… – Мария еще больше смягчила тон.

Юноша печально улыбнулся, и его улыбка совпала с очередным всполохом сияния. Она вдруг почувствовала, что он с силой сжимает в руке ее пальцы.

– Скажи, зачем ты вышла за него замуж, за этого Дмитрия?! Ты ведь не любишь его, я знаю. И он тебя не любит.

– Фред! – топнула она ногой.

– Ты сама знаешь, что это правда. Когда я увидел, как он смотрел на тебя в тот первый вечер, когда ты приехала, мне захотелось ударить его. И до сих пор хочется. Жениться на такой прекрасной девушке, а потом относиться к ней так, словно к пустому месту, как… как к служанке или даже… и сказать стыдно… как будто ты годишься только для одного…

– Парень! Ты забываешься! Тебя это не касается. Так что, пожалуйста, не вмешивайся, куда тебя не просят.

– Я и не вмешиваюсь! Ты хочешь, чтобы я оставил тебя в покое?

– Да, я думаю, так будет лучше.

В следующее мгновение, прежде чем Мария успела опомниться, Фред шагнул к ней и поцеловал.

– Фред! – нешуточно возмутилась она. – Ты не должен…

Мария отстранилась, чтобы перевести дыхание.

– Ерунда!

Он уткнулся лицом в ее шею, а потом снова поцеловал. На этот раз поцелуй был долгим и жадным. Маша чувствовала биение его юного сердца и думала о том, что молодой человек, наверное, еще никогда не знал женщины и что он и в самом деле любит ее. Так почему же она не чувствует ничего, кроме мрачной обреченной тоски? Попыталась мягко отстранить его.

– Фред! Ради бога, что, если Дмитрий нас увидит? Ты представляешь себе, что будет… Он может прогнать тебя с участка, и тебе придется вернуться домой. И потом, Фред, ты слишком молод для меня.

Медленно и неохотно юноша отодвинулся от нее. В его очах отражались, мерцая, зеленые отсветы.

– Хорошо. Я оставлю тебя, раз ты просишь. Но я не могу перестать любить тебя, Мэри. И я совсем не так молод, как ты думаешь. И наверняка был бы тебе лучшим мужем, чем этот алчный и глупый русский мужик!

– Я тоже русская… – хмуро уточнила она.

– Да ты-то тут при чем? Я бы любил тебя, даже будь ты… негритянкой!

Фред, всхлипнув, отвернулся и побежал прочь, а Мария вошла в домик и накинула на гвоздь кожаный ремешок. Потом зажгла лампу и села на кровать.

Если бы Дмитрий хоть раз поцеловал ее, как этот мальчик! Если бы только… Как счастливы они могли бы быть!

Рухнув на койку, провалилась в полудрему.

…Она шла по промороженной тундре, одна, в свете странного и зловещего северного сияния, которое висело так низко, что казалось, давило на плечи. Вглядывалась в полыхающее небо со смесью благоговейного ужаса и тревоги…

Впереди небесные огни касались самой земли, неровной и мерзлой, скатываясь вниз вязкими каплями, словно воск с оплывающей свечи.

На её глазах сполохи становились крупнее, обретали форму, твердели.

А потом, обретя яркость и жар, ринулись вниз, прямо на неё, грозя испепелить… Она попыталась бежать, но ноги в расшитых мокасинах вдруг словно налились свинцом…