Борн - Джефф Вандермеер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 ... 80
Перейти на страницу:

Мучительно медленно Морд делался все больше, он рос и рос. Прошли уже, наверное, недели, а я все продолжала лежать, тогда как Морд в бесконечной милости своей и долготерпении уничтожил вначале небо, затем весь остальной мир и сделался Богом Небытия. Но наступил безвестный день, в суровом солнечном свете, когда Вик неподалеку все еще истекал кровью, а я увидела шрамы на черных подушечках воздетой лапы так близко, что рассмотрела каждый клочок меха между пальцами и здоровенные отвалившиеся комья грязи, продолжающие болтаться на них, опускаясь вместе с гигантской ногой, прямо в неосевшие до сих пор клубы пыли. От Морда пахло жирной грязью и нежной жимолостью. Дерьмом и, как ни странно, мятой. Длинные, желтые когти были огромными, их кончики – загнутыми и острыми, и я могла видеть линии трещин там, где они когда-то расщепились и были многократно починены, заметила, какие эти когти по-своему изящные, волшебные и смертоносные.

Голубизна сокращалась, а Морд увеличивался, меня вот-вот должна была растоптать пята бога, обратив в прах, и тогда все завершится, закончится судорожное мельтешение, которое я звала своей жизнью. Мое тело расслабилось, перестало шевелиться и думать, его атомы приготовились стать чем-то иным.

Темная, холодная поверхность лапы Морда, несущая покой, была все ближе. Однако еще ближе послышался голос, прокричавший мне в здоровое ухо:

– Рахиль! Рахиль! Рахиль!

Имя прозвучало нелепо, напомнив воронье карканье. Вместе с его звуками пришло ощущение того, что меня куда-то тянут, тащат, и я быстро-быстро волочусь по ухабистой земле, в то время как лапа продолжает опускаться прямо на меня.

Темнота наступала, но мое лицо вдруг оказалось на свету, и я увидела небо. Темнота приближалась, моя грудь уже находилась на свету, а ноги оставались в тени. Это удивляло словно дождь, идущий только на одной стороне улицы.

Меня в последний раз с силой дернули за руки, я кувыркнулась в воздухе, под действием чудовищного удара и тогда Рахиль снова пришла в себя и покатилась под гору, она катилась, катилась, а к ее спине прилепилось какое-то странное создание, продолжавшее выкрикивать имя привидения:

– Рахиль! Рахиль!

Мир потемнел, но если бы я умерла, ведь тогда ко мне вернулся бы слух, и голос звучал бы не только в моей голове. Громыханье, рев, визги и потустороннее «Мрррк! Мрррк!» неслись вслед утаскиваемому мешку плоти.

Где-то рядом текла меховая река, темная, сухая река, полная камней и химикатов, река выбросила меня на берег, и я ждала, чтобы хоть кто-нибудь меня нашел.

Как мы обрели временное убежище

Однажды в качестве сказки перед сном, хотя Борн никогда, по сути, не спал, я рассказала ему об острове, на который родители увезли меня, когда мне исполнилось лет шесть или семь. Там я провела с таким трудом доставшиеся нам два года без потрясений, войн и лагерей беженцев. На том острове мне начало уже казаться, что я смогу прожить там свою жизнь. Остров дарил ложное чувство постоянства, совсем как Балконные Утесы, и даже больше.

Мы поселились в квартире, расположенной на берегу бухты в столичном городе, но особенно живо мне запомнился не наш дом или другие городские здания, а ботанический сад с искусственным прудом, в центре которого возвышался мертвый фонтан. Поверхность воды покрывали маслянисто-желтые цветы водяных лилий, зеленые тарелки из листьев с приподнятыми краями повторяли очертания круглого гранитного парапета пруда. Ограда была как раз такой высоты, что я, встав на цыпочки, могла перегнуться и опустить в воду руку. Тогда приплывали мальки и осторожно покусывали мне кончики пальцев. В илистой воде жили также карпы, толстые золотые рыбки и коричневые, таинственные угри с жабрами, похожими на кружевное жабо. Пухлые безобразные лягушки сидели в чашечках лилий, черепашки размером с мой большой палец грелись на солнце в этом крошечном мирке. Улитки с серыми прозрачными раковинами, под которыми темнели спирали их телец, любили лепиться к граниту, и нужно было склоняться осторожно, чтобы не раздавить их неловким, таким неуклюжим человеческим телом.

Там все было настоящим. На острове были запрещены биотехнологии, а тамошнее правительство приравнивало искусственных существ к средствам шпионажа. Уродливые или попросту редкие животные могли вызвать панику у населения, и в газетах то и дело появлялись статьи о том, как фермеры, заметив подозрительного биотеха, зарубили его мачете.

Мать частенько говорила за обедом, что биотехи уже распространены в мире гораздо шире, чем кажется людям, на что отец только закатывал глаза. Она говорила, что они мимикрируют, пытаясь вписаться в окружающую среду и избежать излишнего внимания.

После школы мы с друзьями под присмотром чьей-либо матери или моего отца шли гулять в тот сад. Забирались на переплетенные ветви росших у пруда деревьев, со свисающими над самой водой гроздями ярко-алых цветов, от которых я чихала. Ветер с моря, плескавшегося всего через дорогу, приносил запах соли и свежесть, охлаждавшую наши вспотевшие тела. Потом по дороге мы шли домой, в сторону бухты. По пути, когда у меня были монетки, полученные за выполнение домашних дел, мы забегали в лавчонку на углу и покупали соленые сливы и рисовые карамельки. Старушка за прилавком никогда не улыбалась, зато дарила мне маленькие разноцветные зонтики, которые вставляют в стаканы с коктейлями.

Если еще не было темно, то после ужина мы с родителями отправлялись на пляж, где собирали ракушки или, сняв обувь, бродили по мелководью. Мне нравилось наблюдать за песочного цвета рыбками, с сердитыми физиономиями бултыхавшимися в волнах прибоя. Затем наступало время возвращаться домой и делать уроки, а перед сном отец читал мне детские книжки, а иногда книги для взрослых или стихи, рядом с которыми были напечатаны картинки. Новых книг на острове не издавали, а электричество то появлялось, то исчезало. Но я ничего не замечала, даже не думала об этом. Я собиралась прожить там всю жизнь. Каждый последующий день будет повторять предыдущий, и каждая ночь – вчерашнюю, и океанский бриз будет вздымать волны, тихонько шуршать листвой пальм, а иногда будет слышаться легкий топоток мышей или крыс, очаровавших меня, но заставлявших моего отца яростно сооружать мышеловки.

По утрам один из местных, продававший процеженную кипяченую воду в стеклянных банках и всякие разности, будет провожать меня вместе со стайкой соседских детишек в школу, куда мы ходили в коричневых кожаных сандалиях и плохо сшитой, колючей серой форме, передававшейся из поколения в поколение. Там мы освоим письмо, чтение, арифметику и естественные науки, а потом нас отпустят на каникулы. Школа находилась рядом с морским берегом, и мы, презрев опасности, будем уходить все дальше, исследуя границы нашей территории, находя то огромного пальмового краба, то своенравных раков, вылезших из воды.

Нам редко удавалось добежать до моря без того, чтобы какой-нибудь взрослый не позвал нас обратно. Но иногда я подходила к забору и рассматривала заросшую илом пойму там, где река впадала в бухту. Мне нравилось наблюдать за илистыми прыгунами – мягкими, скользкими, проказливыми и пучеглазыми существами, чьи плавники вытягивались вдвойне, позволяя бегать по земле. Я даже не замечала болотную вонь, так нравились мне эти прыгуны, а еще – осторожные крабы-скрипачи, сплошным ковром покрывавшие грязь. Стоило приблизиться к забору, как они исчезали в своих норках, оставив после себя опустевший город-призрак.

1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 ... 80
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?