Чаровница - Кристина Брук

Ну что ж, все равно она не выбросит белый флаг! Сдаться на милость победителя, на милость Ашборна, – ни за что! Если Ашборн рассчитывал на такой исход, в таком случае он ее плохо знает.

Рэнд с любопытством поглядывал на Сесили, метавшуюся по его библиотеке, словно разъяренная тигрица, но такую прекрасную в своей ярости. Сжатые в кулаки изящные руки, раскрасневшееся от гнева лицо, в глазах огонь – она была чудо как хороша. Сесили так не похожа на бледных и худосочных девушек из аристократических семей, что казалась каким-то иным существом, непонятно каким ветром занесенным в лондонский высший свет.

Он любил ее такой, какой она была; он любовался ею, ему нравились любые проявления ее страстной натуры. Пусть вспышка гнева, а не любовная страсть – все равно он был счастлив. Рэнд, как ребенок игрушке, радовался любому чувству, которое проявляла к нему Сесили.

Он не мог удержаться и не подлить масла в огонь:

– Миледи, ваш визит ко мне – верх неприличия. Вам следовало бы послать за мной, и я послушно явился бы на ваш зов в особняк Монфора.

Сесили едва не оскалилась и прорычала от злости:

– Мне нужно переговорить с вами наедине. Если вы пожалуете к нам с визитом, то об этом будет судачить весь Лондон. О нас будут сплетничать, думать бог весть что. – Она взмахнула руками. – Да зачем я вам это говорю? Благодаря вам мы уже и так стали притчей во языцех.

– Тем не менее позвольте обратить ваше внимание на то, что ваше пребывание здесь может вас скомпрометировать, – тихо заметил Рэнд.

– А что мне оставалось делать? Лучше пойти на риск, чем терпеть сплетни.

Как бы ни храбрилась Сесили, но, приходя одна, она подвергала свою добродетель разным кривотолкам. Однако ее больше не связывала помолвка с Норландом, поэтому она могла смело признаться в своих чувствах к Ашборну.

Она дерзко взглянула ему в лицо:

– Надеюсь, вы не настолько низки, чтобы поставить мне в укор мой рискованный поступок или воспользоваться им к своей выгоде.

Она ему доверяла – это уже было хорошо. Рэнд положил руку на сердце:

– Вы не поверите, как мне приятно слышать такое от вас.

Сесили хмыкнула:

– Послушайте, я много размышляла и пришла к выводу, что ваше вето не совсем законно. Министерство брака не имело никакого отношения к заключению моей помолвки. Так на каком основании оно теперь расторгает ее?

Рэнд еле заметно вздрогнул. Это был как раз именно тот довод, который вызвал у них с Монфором наибольшие трудности при обсуждении задуманного ими хитрого плана.

Стараясь ничем не выказать восхищения перед ее сообразительностью, он произнес:

– М-да, но Монфор связан министерскими законами. На правах опекуна он может расторгнуть вашу помолвку.

– Но ведь это прямое злоупотребление своей властью, – возмутилась Сесили. – Странно, почему он позволил третьей стороне диктовать ему свои условия.

Ее проницательность, восхищавшая его, на деле оказывалась чертовски неприятной штукой. Пожалуй, она была права, но признавать ее правоту, конечно, было ни в коем случае нельзя.

Превосходно разыграв изумление, Рэнд пошутил:

– Неужели вы собираетесь указывать Монфору, как ему следует поступать?

Сесили вскипела от гнева:

– Разумеется, нет. Не надо насмехаться надо мной. Больше всего меня выводит из себя то, что он поступает так из самых лучших побуждений, желая мне одного лишь блага, но со своей точки зрения. Крайне ошибочной и, я бы сказала, снисходительной.

Их взгляды на миг встретились, от искры, пробежавшей между ними, казалось, может вспыхнуть воздух. Отвернувшись, она произнесла хриплым голосом:

– В этом герцог как раз не прав.

Рэнд глубоко вздохнул, пора было приступать к делу.

– Сесили, зачем вы пришли сюда?

Сесили вздернула голову:

– Потребовать, чтобы вы отменили ваше ужасное вето, вот для чего!

Желваки заходили на его скулах.

– Моя дорогая Сесили, я же откровенно сказал, что объявляю вам войну. Я не могу позволить, чтобы вы вышли замуж за него. Мне нужно время, чтобы вы наконец поняли…

– Вероятно, вы знали, что уже выиграли, прежде чем выкинуть такую подлость?

Ее глаза заблестели – то ли от негодования, то ли от слез.

– А я почти убедила себя, что вы правы, что любовь все преодолевает и покоряет.

Сесили закрыла глаза, словно от нестерпимой боли:

– И тогды вы ловко воспользовались своей силой для того, чтобы подчинить меня вашей воле. Заставить плясать под свою дудку.

То, что он услышал, потрясло и ошеломило Рэнда, он не верил собственным ушам.

– Я поступил так, потому что хотел, чтобы вы одумались, чтобы вы не погубили ни своей, ни моей жизни.

Но Сесили его не слушала, она продолжала горячо говорить о своем, о том, что у нее наболело на душе.

– С чего вы взяли, что мне будет лучше с тем, кто без всяких угрызений совести станет бесцеремонно помыкать мной, чем с тем, который позволит мне жить так, как мне хочется, как мне нравится?

Рэнд изумленно уставился на нее:

– Вы предпочли бы жить с человеком, который предоставил бы вас самой себе, чем с тем, кто любил бы вас, заботился о вас, уважал ваше мнение, разделял с вами ваши мечты? Скажите, Сесили, откуда у вас такое неудержимое стремление полагаться только на себя, на свои собственные силы?

– Разве вы, Рэнд, уважаете мое мнение? – грустно заметила Сесили, пропуская мимо ушей его вопрос. – Вы намерены помешать моей свадьбе с человеком, которого я выбрала. Ирония состоит в том, что, поступая таким образом, вы тем самым показываете, как я была права, выбрав именно его.

Она перестала ходить взад-вперед и остановилась перед ним:

– Вот видите, даже такой умный человек, как вы, порой может совершать глупость, причем изрядную.

В ответ Рэнд нарочито подчеркнуто произнес:

– А такая женщина, как вы, Сесили, твердо знающая, что ей нужно, почему-то совершенно не в ладах со своим собственным сердцем.

– Любовь делает женщину слабой и зависимой. – Сесили опять принялась ходить взад-вперед по комнате. – Но меня не сделает. Неужели вы рассчитывали, что, как только Норланд исчезнет с моего горизонта, я тут же брошусь в ваши объятия?

В самом деле, не рассчитывал ли он на это? Нет, не рассчитывал, но втайне надеялся. Вот и сейчас, взять бы ее за плечи и вытрясти из нее всю дурь вместе с упрямством, но еще сильнее в этот миг ему хотелось обнять ее и прижать к своей груди.

Сесили обхватила голову руками, как будто страдала от головной боли: