Вечный человек - Гордон Диксон

Тогда Мэри была совсем иной. Она явно сожалела о том, что ей пришлось сделать, потому что другого выбора не было, и переживала по поводу того, что сделали с ним. Теперь же она огрызалась на любое слово. Почему? Джиму пришла в голову дикая догадка: может быть, что-то в изучении лаагов вызвало перемены в Мэри?

Он попытался угадать, что именно это могло быть. Вряд ли она следовала примеру самих лаагов. Пока что они не видели у лаагов ничего, что указывало бы на сильные эмоции, а тем более жестокость. Даже если бы что-то такое было, то непонятно, почему наблюдение за всем этим должно было изменить отношение Мэри к Джиму. Как и сквонки, лааги, похоже, не занимались ничем, кроме работы, работы и еще раз работы.

Единственная связь между этой их непрерывной деятельностью и Мэри заключалась в том, что Мэри тоже была неутомимой работницей. Но даже она не могла работать всю жизнь круглые сутки семь дней в неделю; а лааги, судя по уже увиденному, именно так и делали. Неужели она и правда могла обходиться четырьмя часами сна за ночь в течение неопределенного времени? Во время службы на границе Джиму приходилось иногда по нескольку недель обходиться пятью-шестью часами сна, и его быстро изматывало недосыпание. Конечно, у разных людей потребности в сне разные...

И потом, неужели она и правда спала только тогда, когда спал он, и просыпалась тогда же, когда и он...

— Джим! — окликнула Мэри. — Что ты делаешь со свонком? Я не хочу, чтобы он возвращался к стене. Пусть продолжает работать в толпе: ты слышишь, Джим?

— Я ничего ему не говорил, — ответил Джим. Пока он отвлекся, сквонк повернулся и, как и сказала Мэри, направился к стене, подножие которой осмотрел несколько часов назад. — Сквонк, хороший сквонк, не ходи туда, вернись обратно.

Но сквонк уже добрался до стены. Он прислонился к ней, укоротил ноги, перекатился на спину, подняв красные ступни к потолку, и так и лежал, покачиваясь в своей оболочке.

— Ну что ж, — сказал Джим наконец. — Похоже, когда ему надо спать, он спит.

— А ты не можешь его разбудить?

— Как? — поинтересовался Джим.

— Не знаю. Ты им командуешь, придумай что-нибудь. Должен же быть какой-то сигнал тревоги, который бы его разбудил.

— Может, такой сигнал и есть, — согласился он, — но если мы хотим использовать его и дальше, не лучше ли держать его в форме? Пусть он спит тогда, когда привык спать. Если с ним что-нибудь случится или он так устанет, что перестанет обращать на меня внимание, где мы возьмем другого? Видела, как он сейчас не обратил на меня внимания, когда я велел ему не ходить к стене?

Мэри не ответила. В ее молчании чувствовался гнев. Но уверенности в этом у Джима не было. Пока она не начинала говорить, догадываться о ее эмоциональном состоянии было сложно; но стоило ей заговорить, чувства ее проявлялись четко и ясно, доминируя над всеми словами. На этот раз он сказал сам себе, что ему показалось, но после того, как сквонк проснулся и послушно взялся за работу, Джим стал наблюдать за Мэри и ее реакциями.

В последующие недели или даже месяцы они собрали, а Мэри изложила в рапортах огромное количество наблюдений за лаагами. Сколько именно времени прошло, сказать было трудно. Дни, похоже, были длиннее земных, хотя до возвращения к «ИДругу» и его приборам точно об этом сказать было нельзя.

Они добрались до окраин города. Заканчивался он, как оказалось, очень неожиданно: за последним зданием начинались пустоши с плотно утрамбованной песчаной почвой, поросшие щетинистым кустарником; кустики и редкие деревца время от времени вытаскивали корни, переползали на новое место и снова укоренялись. Пустошь была покрыта следами еще более примитивных форм жизни, начиная с конических холмов, напоминавших муравейники высотой в несколько метров, и кончая скоплениями холмиков поменьше, размером с человеческий кулак. Днем из них выползали, вылетали и выскакивали крошечные существа вроде насекомых. Питались они, похоже, растительностью или друг другом.

Пройдя немного по этим землям, сквонк вскоре занервничал и захотел вернуться. На расстоянии около километра от зданий и Мэри, и Джиму показалось, что они заметили среди растительности движущиеся фигуры величиной с лаагов.

— ...Невозможно определить, от страха сквонк так рвался в город или потому, что чувство долга призывало его вернуться на место, — продиктовала Мэри в рапорте по возвращении в город. — Возможно, и то и другое...

В городе они в конце концов нашли что-то вроде космического терминала, где стояли, взлетали и садились корабли.

— Странно, что они решили держать «ИДруга» не здесь, а в городе, — заметил Джим.

— О подобных вопросах можно подумать и потом, — сказала Мэри.

Тем не менее вопрос этот продолжал занимать Джима. Он жалел, что не знает, держат ли корабль здесь, среди обычного космического транспорта.

Еще они увидели, как лааги общаются на расстоянии. Они понаблюдали за лаагом, который работал с панелью, состоящей из кнопок на вертикальном стержне. Стержень этот не только вращался вокруг своего основания в полу, его еще можно было удлинять и укорачивать, так как секции подлиннее могли задвигаться поверх прилегающих секций покороче. Короткие толстые пальцы лаага перебирали кнопки, встроенные в сам стержень.

При этом лааг наблюдал за трехмерным экраном, на котором двигался и жестикулировал другой лааг. Вскоре они поняли, что лааг перед ними управлял движениями изображения, которое видел его собеседник, а тот в свою очередь управлял изображением на экране.

— Называй это телефоном, — предложил Джим. — Это проще, чем говорить каждый раз об инопланетной форме общения.

Мэри не ответила, но в рапортах с этого момента употребляла слово «телефон».

Но они не нашли зон отдыха, ничего, что напоминало бы отдельные дома, жилища или даже спальни. Одно место, правда, явно было местным эквивалентом больницы.

В больнице нашлось и родильное отделение; некоторые лааги — какие именно, по внешнему виду было не определить — были способны производить потомство. Джим и Мэри не смогли выяснить, было ли размножение двуполым, бесполым или еще какой-нибудь разновидностью. Совокупляющихся лаагов они, во всяком случае, не видели. Лааги вообще почти не трогали друг друга, не считая легких прикосновений и вибрирующих жестов вроде тех, которыми хвалили сквонка, когда он только покинул корабль. Иногда при разговоре лааги использовали похожие вибрации. Но более близких контактов ни Джим, ни Мэри у них не заметили.

Дети, очевидно, вынашивались до срока внутри взрослого, как и у людей. Для родов беременные взрослые приходили в больницу. Роды наступали через несколько минут после приема в родильное отделение больницы, из чего Мэри вывела, что момент их наступления в какой-то мере контролируется самим лаагом.

У новорожденных голова и конечности были спрятаны во внешние складки кожи. Их немедленно уносили работники больницы, а лааг-родитель вставал, уходил из больницы и возвращался к работе.