Угольная крошка - Моника Кристенсен

Среда 17 января

Пасмурно, но на улице такая темень, что особой разницы нет. Взяла в библиотеке книгу об известных убийцах. Думала, это детектив. Вчера вечером прочла, что убийство ножом – самое жестокое, потому что так убийца ближе всего подбирается к жертве. Если б только уметь сочинять. Я бы тогда такой детективчик забабахала. И я знаю кое-кого, кто заслуживает смерти. Ух, я бы взглянула на эти удивленные глаза. В голове крутится фраза «кое-кто должен умереть». Хорошее название для книги.

Последние строки эхом отозвались в памяти Кнута. Он понятия не имел, почему этот дневник лежит на столе Хансейда и кому он принадлежит. А это, без сомнения, был дневник. Он уже хотел было положить его на место, но не смог удержаться и продолжил чтение.

Пятница 19 января

За ночь прояснилось, показались звезды. Луны почти совсем не видать. Мне так одиноко здесь, на Шпицбергене. Все сложилось не так, как я предполагала. Эрика же вечно нет дома. Никто не видит меня. Я, в общем-то, могла бы убить кого-нибудь, если бы захотела. И никто бы на меня не подумал. Конечно, я не убийца, это просто разгулялось воображение. Но я бы хотела, чтобы ей было плохо, как когда-то мне. Так что я не особенно расстроюсь, если она вдруг угодит под машину на темной улице.

Кнут зажмурился. Почему Хансейд ни слова не сказал другим об этом дневнике? Но он, кажется, догадался, кому принадлежали эти записи, и тогда, наверное, удивляться нечему. Он пролистал до последних страниц. Они были густо исписаны. Но только некоторые отрывки представляли интерес.

Четверг 22 февраля

Мороз стоит такой, что стены домов покрылись инеем, а воздух сделался совсем прозрачным и разреженным. Так что трудно дышать. Вчера вечером я читала про мышьяк. О том, как мучается жертва… И про талиум, он же цианид, – человек корчится в судорогах, глаза выпадают из орбит. Никто не сможет доказать, что это твоих рук дело, если проявить осторожность и как следует подготовиться. Нет, я все-таки могла бы состряпать отличный детектив. Но на Шпицбергене достать мышьяк, видимо, нереально.

Пятница 23 февраля

По-прежнему морозно. Но уже не так темно. Мне до смерти хочется уже хоть что-нибудь предпринять, бездействие сводит с ума. Всякий раз, когда я думаю о ней, внутри поднимается буря. Мне хотелось сделать что-то, что Сегодня вечером у нее собрание. Что если машина не заведется и ей придется несколько часов простоять на морозе? У меня появилась одна идейка

У Кнута потемнело в глазах. Его охватило сильное беспокойство. Но он долистал до конца. Последняя страница тоже была вся исписана. И он наконец догадался, чей это дневник.

Суббота 24 февраля

Вчера вечером я сделала большую глупость. Но никто не знает, что это была я. В коридоре у нас висел небольшой ледоруб. Я прихватила его и отправилась на парковку. В тот момент заседание праздничного комитета уже началось. Машину я увидела сразу. Затаилась в тени за кафе и стала ждать. Найти бензобак было не так уж сложно. Я попала с первой же попытки. Труднее оказалось выдернуть обратно ледоруб, к тому же бензин забрызгал мне пальто. И пока я со всем этим возилась, откуда ни возьмись появилась белая машина и остановилась рядом. Я обежала машину и спряталась с другой стороны. Водитель меня не заметил. Но потом он бросил сигарету прямо в бензин, и вспыхнуло пламя. Я едва успела отбежать. И тут на нем загорелась одежда. Он завертелся и упал на снег. Крикнул мне что-то. Про какую-то старую шахту и еще что-то похожее на «бытовка». Позже я поняла, что это был отец пропавшей девочки. Мне бы, наверное, следовало рассказать кому-то, но я не могу. Тогда все поймут, что это я пробила бензобак. К тому же я и не слышала толком, что он сказал. Может, мне все послышалось. Во всяком случае, я не стану ничего говорить Эрику. В последнее время он такой милый и заботливый. Сейчас у нас все по-настоящему хорошо. Они наверняка и так найдут этого ребенка.

Внезапно в дверях появился Хансейд, с застывшим лицом и мольбой в глазах.

– Вижу, ты его нашел.

Кнут не знал, как долго он уже стоит там и наблюдает за ним.

– Послушай, я не собирался рыться в твоих в-в-вещах. Зашел только, чтобы найти твои записи допроса Б-б-беккена. А п-п-потом глаз зацепился за несколько с-с-строк, – Кнут отвел взгляд, стыдясь того, что начал запинаться.

Хансейд неподвижно стоял в проеме двери, в любую минуту, казалось, готовый обратиться в бегство. Молчание затянулось, с каждым мигом все более тягостное для обоих.

– Вызовешь ее на допрос?

– Эрик, мы обязаны сделать это. Нам нужно т-т-точно знать, что Ульсен сказал про д-д-дочь.

– Фрёйдис больна. Серьезно больна. Я говорил с врачом. Он советует съездить в Тромсё на прием к специалисту. Думаю, ей лучше на какое-то время вернуться на Большую землю.

Плечи его поникли.

– Разумеется, никуда не деться от того, что часть вины лежит и на мне. Но вся эта чепуха, которую она пишет в дневнике… Это же все просто разыгравшаяся фантазия, ты ведь понимаешь? Многое из этого – выдумки чистой воды. Она, ясное дело, не собиралась никого убивать. Это было всего лишь бегством от реальности, способом отвлечься. Я имею в виду… в то время, когда Лина Бергерюд и я… Вы ведь в курсе? Вся контора? Том наверняка рассказал вам про то, что нашел на Централи канатки.

С пылающим лицом Хансейд отвел глаза, бледное подобие себя прежнего. Всю его самоуверенность как ветром сдуло. Но он так и не зашел в кабинет, продолжая стоять в дверях.

Централь канатной дороги? Кнут понятия не имел, о чем тот говорит. Андреассен рассказал только, что они нашли мишку Эллы Ульсен, ничего больше. Он уставился в дневник, пытаясь собраться с мыслями.

– Боюсь, нам следует показать это КРИПОСу.

– Не надо. Не делай этого. Умоляю. Я сам все расскажу Анне Лизе. Позволь мне самому, Кнут.

Он вмиг оказался у письменного стола. Но Кнут крепко держал дневник. И не торопился его отдавать. Взгляды их встретились. Кнут увидел перед собой раздавленного человека, который хотел избежать позора. И все же не выпустил тетрадь из рук.

– Эрик, ты его не получишь. Он больше не является частной собственностью, из-за информации о Стейнаре Ульсене. Все остальное не играет роли, это уже личное. Но описание причин возгорания должна изучить полиция.

– Кнут, тогда сделай, что можешь. Ради Фрёйдис. Ты же согласен, что пожар был несчастным случаем? Если она начнет винить себя за смерть Ульсена, то я не знаю, к чему это может привести.

К собственному ужасу Кнут услышал, как говорит:

– У тебя пара часов. Я еду назад в шахту и продолжу поиски. Элла Ульсен должна быть где-то там. Пока меня не будет, ты сам все расскажешь губернатору и следователям КРИПОСа. Это единственный шанс для вас с Фрёйдис выбраться из каши, которую она заварила. Но совсем сухими из воды вам не выйти.