Ангел Спартака - Андрей Валентинов

— Сюда!

Барак? Нет, просто палатка, обычная, похожая на легионерскую, только отчего-то зеленая, как борта грузовикрв. Около нее стоит, отвернувшись, женщина в незнакомом серо-зеленом плаще, подпоясанном ремнем. На голове странная узкая шапка, похожая на рыбью спину.

— Смотри!

Смотрю — женщина медленно поворачивается.

Твоя третья смерть, обезьянка. Сигарету дать?

Да.

Не узнала — и узнать не могла: окровавленный труп, ни лица, ни рук. На черной от крови груди — незнакомый яркий значок, блестящий металл, белая эмаль.

...Еле заметный уголек у лица. Нащупала губами фильтр, затянулась, закашлялась.

— Такой меня увидят?

— Такой тебя увидят. Хватит?

Мне все равно, только хочется курить. Незнакомые сигареты, совсем не те, что мы курили с Самой Марлен.

— Ты сама этого хотела, обезьянка. Не удивляйся! Ты думала о войне, о когортах Клавдия Глабра, боялась подвести товарищей, но это просто — рябь на воде. В глубине, под темными водами, твои мысли были о другом.

Не спорю, и как я могу спорить? Меня нет, все, что осталось живого во мне, — гаснущий уголек, сизый горький дым.

— Я не звал тебя, Папия, ты пришла сама. Пришла — и увидела. Сон — загадка, даже для Меня, загадочнее Смерти. Все-таки Отец творил вас, обезьян, по Своему образу и подобию.

— Обезьян? — Обида проснулась, дернулась мертвецом в старом саркофаге. — А может, крыс, Учитель?

Негромкий смех. Из пустоты, из сизого дыма начал медленно проступать Его лик.

— Ученица Папия! Я никогда не говорю зря — и никогда не говорю, чтобы обидеть. Вы, люди, подобно крысам, заселили Землю — самое прекрасное из всего, что создал Отец. Я и Мои братья можем давить вас, изгонять, иногда — подкармливать, натравлять одних на других, выращивать из таких, как ты, «крысиных волков». Но обижаться? Подумай сама!

Думаю. Странно, вокруг все исчезло: палатка, барак, осенняя грязь. Но что странного — это сон, я во сне, сон во мне.

— Подумай и о том, что вы, люди, не боги и не Сыны Божии. Вам не вместить всего. Лилит суждено вечно лелеять печаль свою и ненависть свою, а ты... Ты можешь просто сойти с ума, обезьянка. Поэтому думать об этом ты станешь не сейчас, после. А пока лучше забыть все, что видела, такое ни к чему помнить. Живому — не стоит. Вновь смех. Теперь я вижу Его — обычного, в темном плаще, в широкополой дорожной шляпе.

— Думай о Клавдии Глабре. Задачка на два действия, Папия, причем не из самых трудных. Твои римляне любят повторять: имя — это судьба. Решай!

Сигаретный дым густеет, застывает недвижным камнем, забивается в горло. Дышать! Дышать! Дышать!!!

Воздуха...

* * *

— ...Это все оттого, что голову весь день сушишь, госпожа Папия. Точно тебе скажу. Весь день сушишь, всю ночь сушишь. А за лекарем я все-таки схожу.

— Не надо, мой Аякс. Просто... Просто приснилось, я даже не помню, что именно. Приснилось, ушло. Римляне говорят: имя — это судьба.

— Папия, да о чем это ты? Какое имя, какая судьба?!

— Судьба — наша. А имя — «Жаворонок».

* * *

— Я тебя правильно поняла. Квинт? Они стоят в Каламации, набрали еще сотню легионеров, Клавдий Глабр выступил перед городскими декурионами, посоветовал не бояться, не паниковать... Пять когорт, шестой нет. И никто не знает, где она.

* * *

Имя — это судьба, имя — это судьба, имя — это судьба...

* * *

Ласточек нет, в белом от жары небе — пусто. Летний зной разогнал народ с улиц, вымерли Помпеи, город-лупанарий, город греха. Мне нет до тебя дела, Помпеи, до твоих черепичных крыш, до твоих узких улиц, до твоей судьбы, до твоего имени. Вчерашний бой я проиграла. Се дняшний — не имею права.

Имя — это судьба!

— ...Ну, а потом еще трое римлян вваливаются, и сразу орут, девок, мол, давай, винишка давай, гулять будем, потому как серебро завелось, кошель разрывает. Взяли трех «волчиц», не глядя даже, одну косую, вторую...

— Погоди, Аякс. Ты снова сказал «римлян»? Трое римлян?

Имя — судьба, когорта «Жаворонок» — наша судьба Сулла назвал лучшую когорту «Мстители» — тоже судьба обещание, угроза. Квинтилий Басс послан набрать лучшую когорту, особую. Но почему «Жаворонок»?

— Римляне и есть, потому и сказал, Папия, что ты велела обо всем рассказывать, не пропуская. Отставники из колонистов, кому Сулла проклятый землю нашу нарезал. Морды красные, возле ушей — мозоли от шлемов, не говорят — орут. Не спутаешь! Много их там было, и в соседней таберне тоже, и в той, что через улицу. Местные, которые оски и кампанцы, притихли, к стенкам жались.

— Римляне? Отставники? Точно здешние, не из Рима? Имя — судьба, имя — судьба. Почему «Жаворонок»?

У Диуса Патера, Отца богов, священная птица — орел, у Маурса Великое Копье — петух, у Юноны — гусь, у Венеры — лебедь и воробей. Нет, не то, не то!.. Ворона — символ хитрости, когорта «Ворона» звучит!

— Точно здешние, из колонистов. Они еще меж собой орали, мол, урожай плох, рабы ленивы, а мы, Суллы Великого вояки, все равно гуляем и гулять будем. И пели еше про Орла своего легиона, что, мол, к небесам рвется. Может, приехали урожай продавать?

— Сейчас июнь, Аякс, хлеб еще на полях. И урожай был плох, сам же сказал.

Нет, не боги, не их спутники, просто птица, птица жаворонок. И все же Клавдий Глабр назвал когорту «Алауда». Имя — судьба!

— А потом драка случилась, те трое ее и затеяли. Поймали мальчишку, что между столов бегал, — к себе потянули. Хотим, мол, свежатинки кампанской опробовать. Тот в крик, отбиваться начал, а они орут: мы вас всех, кампанцев драных, перепробуем, рано вы Суллу Великого забыли. И что ты думаешь? Утащили мальчишку, никто не вступился. Один еще к хозяину подошел, стал вино его хаять. Мол, дрянь — не вино, сусло прокисшее, в Ноле лучшее наливают, мы там позавчера все мехи и пифосы осмотрели, все перелакали... Нола, город такой. Знаешь?

Ты сказал, Аякс... Он сказал: «Мы там позавчера». Мы?! Позавчера?!

Жаворонок, жаворонок... Птичка с хохолком, пятнистая грудка, серые крылышки. Ничего в тебе особенного нет и быть не может. Прилетаешь весной раньше всех, песни поешь над полем.

Стой!!!

Прилетаешь весной раньше всех? Раньше всех?!

Имя — судьба.

* * *

— ...Да ты не слушаешь, госпожа Папия.

— Не слушаю, Аякс. Вспоминаю. Что наш Феликс говорил, а?

— Много чего. А уж смотрел на тебя!..

— Он говорил, что прибыл для набора войск. Он говорил... «Отсутствие обученного контингента», точно. И что объявлен какой-то особый набор. Помнишь?