Солнце на дороге - Андрей Максимов

А Найдён вообще никогда своих родителей не знал. Он ведь как в деревне появился? Однажды прискакала лошадь, на седле сумка пристегнута, в сумке младенец надрывается.

Вот парня и назвали Найдён, всей деревней его растили. И, увидев однажды, сколь Найдён и Даша друг на друга похожи, поняли: судьба.

Как дети подросли, как стали друг на дружку взгляды ласковые бросать, деревня начала гадать: когда ж Найдён решится скрасть невесту.

Для начала Найдён, конечно, дом себе построил, чтобы было куда будущую жену красть, ну а потом понял: пришла пора.

Малко слушал так, словно все ему было ясно и ничто в рассказе Найдёна не удивляло.

Полковник же не понимал практически ничего.

Наконец он не выдержал и спросил:

— Зачем красть-то, если любовь?

— Так как же… — вздохнул Найдён. Заметно было, что он изо всех сил старается не злиться на непонимание Инородца. — По-правильному, по-людски, — так, чтобы со сватами, с родительским благословением, чтоб с песнями, чтобы дру́жка всем руководил, чтоб несколько дней гулять, — так никак нельзя было.

И Даша выдохнула одно слово:

— Никак!..

Видно было: ей ужасно обидно, что единственную свадьбу в ее жизни никак по-людски сыграть не получится.

Найдён поднялся, обнял девушку за плечи. Даша прижалась к нему, едва не плача.

Найдён продолжал объяснять непонятливому гостю:

— Если бы я пришел в Дашин дом, ее отец мне дочку бы отдать никак не мог. Отказал бы. Потому что люди что бы сказали? «Раз дочь за безродного отдал, видать, плоха дочка: никто иной не взял». А дочка прелесть как хороша! — В подтверждение своих слов Найдён поцеловал Дашу.

Антошин все равно ничего не понимал.

— Но ведь люди видели вашу любовь, знали о ней!

Найдён еле сдерживался, но пытался объяснять спокойно:

— Порядок должен быть. Порядок, понимаешь, Инородец? Вот мы с Живко, Дашиным отцом, сговорились: я Дашу украду, а потом к нему приду прощения просить. Тогда все будет по порядку. Порядочно будет то есть.

— Так он знал о воровстве? — удивился Антошин.

— А то как же! — в свою очередь удивился Найдён. — Неужто я у такого человека дочь без спросу скраду? Чужого брать боги не велят. А что, в твоей стране в свадебные игры разве не играют?

Полковник в ответ только улыбнулся виновато.

Найдён, видимо, понял, что Инородец до конца не уразумел, в чем дело, и продолжал разъяснять:

— Дашин отец, мудрый Живко, все делал, как положено по традициям, — искал для дочки жениха родовитого и знатного, про которого Даша и не ведала. Ты хоть понимаешь, Инородец, что невеста потому невестой и называется, что про жениха своего не ведает, как правило?

— Ну, я… Как бы это сказать?.. В общем-то… догадывался… — замялся Антошин. А сам подумал: «Как все просто: невеста — это та, которая не ведает. А ведь никогда в голову не приходило».

— Понятно… — вздохнул Найдён.

А Малко молча развел руками: мол, инородец, сам понимаешь! Всяко бывает.

— Люди видели: Живко все верно делает, по-людски, по-правильному, порядочно делает, — продолжил Найдён. — Ну вот. А Даша между тем ко мне приданое принесла, мы его до завтрева не разбираем, вон оно в темном углу кучей лежит… Ну вот. Потом уж я на коне во двор к Живко ворвался, чтобы все видели, как я невесту красть буду. И опять же мудрый Живко себя, как положено, повел: убивался, кулаком мне грозил, негодовал, плакал… Люди всё это видели и довольными остались. Теперь я у него прощения попрошу, и мы отыграем свадьбу.

«Странные какие свадебные игры! — подумал Антошин. — Все всё понимают, но делают вид. Впрочем, так ли уж странно? Ведь любая игра в том и заключается, что ненастоящее представляется подлинным. И все в это верят. Меня ж не удивляет, что мальчики играют в войну, а девочки — в дочки-матери? Здесь играют в похищение невесты. Почему нет?»

— А как же тот жених, ну, которого Живко искал? — спросил Антошин. — Он-то теперь как?

Над столом повисла тишина.

— Инородец, — виновато пояснил Малко. — Не все понимает. Но человек он хороший, правда. Надежный и честный, доро́гой проверенный.

Найдён улыбнулся, чтобы скрасить неловкость.

— Не было никакого жениха. Мы с десяти лет решили, что поженимся. Теперь понял, Инородец?

Антошин кивнул.

Полковнику хотелось спать и абсолютно не хотелось шагать на эту самую беглую свадьбу. Не любил он, когда весельем отрывали от дел.

Полковник Антошин Николай Васильевич даже не подозревал, что никогда еще за все путешествие не был он так близок и к радости, и к юдоли, которые обязательно будут вместе. А значит, и к молодильным яблокам еще не приближался так близко никогда.

Когда Найдён и Даша вошли во двор к Живко, солнце уже палило вовсю, ощущая себя полновластным хозяином жизни.

Антошин с Малко во двор входить не стали. И вместе со всей деревней чуть издалека наблюдали за происходящим.

Живко ждал молодых на крыльце. Он стоял в красивом одеянии, нахмурив брови, всячески изображая из себя строгого отца.

В руках Живко держал плеть.

Найдён и Даша вошли во двор понурив головы, молча прошли через двор и у самого крыльца упали на колени, потупив взгляды.

Жених с невестой стояли на коленях, уперев лбы в землю. А Живко глядел на них, словно полководец, ожидающий, пока коленопреклоненные враги вручат ему ключ от поверженного города.

Возникла вполне театральная пауза.

Наконец Найдён поднял голову и не заговорил — завыл:

— «Исполнена еси земля дивности. Как на море, на окияне, на острове на Буяне есть горюч камень Алатырь, на том камне устроена огнепалимая баня; в той бане лежит разжигаемая доска, на той доске тридцать три тоски. Мечутся тоски, кидаются тоски и бросаются тоски из стены в стену, из угла в угол, от пола до потолка… Так любовь моя мечется, как тоска мечется, без разума, без выхода!..»

Найдён говорил-выл одновременно жутко и прекрасно. Любовь распирала, разрывала и убивала этого человека. А он, казалось, был счастлив не противиться этой гибели и ничего с ней поделать не мог, да и не хотел.

Ему начала вторить Даша. Искренние горькие слезы катились по ее щекам, и она не хотела их вытирать. Она рыдала молча, судорожно всхлипывая, отчего ее было невыносимо жалко.

Какая там игра! Настоящая, жутковатая даже трагедия, за которой зрители наблюдали как завороженные. Антошин заметил, что у многих на глазах заблестели слезы.

Найдён продолжал:

— «Думал бы о ней не задумал, спал бы не заспал, ел бы не заел, пил бы не запил, и не боялся б ничего, чтобы она мне казалась милее света белого, милее солнца пресветлого, милее луны прекрасной, милее всех, и даже милее сна моего!..»