Две королевы - Александр Дюма

— Теперь нас с королевой связывает тайна — как верно мы поступили!

Монтерей не настолько был уверен в успехе; он не замечал, чтобы его выделяли, а узнать хоть немного больше об отношении к нему королевы ему как-то не удавалось — он говорил с ней лишь в присутствии короля или герцогини де Альбукерке. Друзья целую ночь придумывали способ прояснить создавшееся положение. Подкупить Наду! Это самое надежное средство, но привлечь карлика на свою сторону нелегко: он душой и телом предан герцогу де Асторга, и подобная откровенность могла принести больше вреда, чем пользы.

Среди испанских камеристок королевы была прекрасная как день девушка; в ее глазах светилась жажда комплиментов и набитых пистолями кошельков. Она получила должность при дворе при помощи своей крестной матери герцогини де Медина-Сели, не подозревавшей, что ее крестницу очень легко приручить. Ловкая и проницательная камеристка догадалась о любви и планах Монтерея, поняла, какие у него затруднения, и вбила себе в голову, что сможет услужить ему и подарить королеве любовника. Де Асторга с его затаенной страстью совсем не подходил для осуществления столь грандиозных замыслов, надо было найти что-нибудь более надежное и реальное. Монтерей показался камеристке самой достойной кандидатурой для той роли, которую она ему предназначала, и девушка начала кокетничать с ним, делая авансы и самому графу, и его другу Верагасу. Они не остались к ним равнодушными, и вскоре все трое прекрасно поладили между собой.

Прежде всего надо было обратить внимание королевы, на страсть Монтерея, о которой она упорно не упоминала. Мерседес взяла эту заботу на себя. И в тот же вечер, помогая одевать королеву, она произнесла его имя, стала расхваливать графа, добавив, что он умирает от любви и это очень печально.

— И в кого же он влюблен? — без особого интереса спросила Мария Луиза.

— Он этого не говорит, ваше величество, но нетрудно догадаться. Из всех дам он не может завоевать только одну: она для него недоступна и даже не желает замечать этой любви.

Королева повернула голову и по-французски попросила Луизон подать ей украшение; в этот день все тем и кончилось.

Мерседес продолжала действовать в том же направлении; вскоре к ней подключились и другие камеристки, в том числе две француженки. Луизон знала, как относиться к чаяниям влюбленного, о которых уже заговорили открыто. Королева не требовала молчания и даже сказала по этому поводу несколько слов, давая понять, что вовсе не отвергает этого преклонения; она стала обращаться к Монтерею чаще, чем к другим сеньорам, и даже добилась возвращения маркиза де Иерро, о чем сама сообщила его сыну.

— Я очень рада, что могу удовлетворить ваше просьбу, — добавила она.

У Марии Луизы были свои причины вести себя так: сожженный дворец не шел из головы королевы-матери, она часто напоминала об этом королю и в конце концов так распалила его, что он стал ревновать королеву к герцогу де

Асторга. Несколько раз король резко отозвался о нем, заметив, что он не отрывает глаз от королевы и что его напускная страсть довольно смешна.

— Если это будет продолжаться, он покинет твой двор, Луиза; рыцарская любовь, пусть так! Но французский король не потерпел бы ничего подобного и на этот раз был бы прав.

С той поры королева решила не смотреть на герцога де Асторга и обращать свои взоры в другую сторону; Монтерея она стала использовать в качестве ширмы, и только; что же касается самого графа, то он был слишком самоуверен, чтобы не заблуждаться на свой счет.

Он пришел в великий восторг и уже не сомневался в успехе — теперь он искал только удобного случая, чтобы упрочить свою власть над королевой. Время от времени король удалялся на несколько дней в Эскориал, королева же к таким поездкам никакого пристрастия не имела. Красивый монастырь не нравился ей ничуть. Что за радость без конца приближаться к лику смерти, да к тому же выслушивать пояснения, которыми сопровождал эти визиты Карл II.

Верагас, чье воображение постоянно занимал один и тот же предмет, внушил Мерседес — а ей только того и надо было, — что нужно найти способ спрятать графа в одной из комнат королевы и таким образом устроить его свидание с ней. Тогда дело пойдет быстрее и они будут вознаграждены за труды.

Выбор пал на время сиесты, которое королева днем никогда не использовала для отдыха. Обычно в этот час она оставалась одна: главная камеристка и другие дамы спали либо в одной из дальних комнат, либо в своих покоях. Мария Луиза писала в это время, твердо зная, что ее никто не потревожит. Нада отдыхал как и все: карлики — очень хрупкие существа, и они нуждаются в больших передышках.

Для Мерседес не было ничего проще, как провести Монтерея по той же маленькой лестнице, о которой я уже упоминала, и спрятать его в самой дальней комнате, куда никто не заходил, а затем, как только королева останется одна, предупредить его. Мерседес могли и не заподозрить — во время сиесты графу ничего не стоило без ее помощи войти в почти безлюдное помещение, которое ему было хорошо известно.

Так все и сделали. Господин де Монтерей, облачившись в самый сверкающий из своих камзолов и настроившись на самые страстные и пылкие признания, спрятался за портьерой, прикрывавшей вход в молельню Марии Луизы, и стал ждать сигнала.

Мерседес уходила от королевы последней и, удаляясь, подала Монтерею знак. Мария Луиза подсела к лаковому китайскому столику — подарку дофина, который она привезла с собой из Франции, и начала писать письмо своему дяде-королю, что делала часто.

Монтерей подождал с четверть часа — для большей уверенности, что им не помешают, — затем, с дрожью в сердце и останавливаясь на каждом шагу, пошел на цыпочках к королеве, хотя от страха готов был отказаться от своей затеи.

Королева услышала шаги, обернулась и увидела Монтерея; в первое мгновение она удивилась, затем рассердилась и встала, спросив его властным голосом, что он здесь делает и что ему нужно от нее.

— Увидеть вас и поговорить с вами, ваше величество, — ответил он, весь дрожа и падая на колени.

— И что же вам надо сказать мне, сударь?

— Ничего из того, что не было бы вам давно известно, госпожа, ибо мое почтение, моя страстная преданность все уже подсказали вам; но я бы умер, если бы не признался вашему величеству в том, что чувствую и отчего страдаю.

— Я вас не понимаю, сударь.

— Но, ваше величество, я думал… мне казалось…

— Так что же вам казалось?

— Что вы, ваше величество, знали… были тронуты…

— Повторяю, сударь, я вас не понимаю. И это все, что я могу сделать для вас!.. Уходите.

— Ваше величество…

— Уходите или я позову слуг!

— В этом нет необходимости, ваше величество, вы уже не одна, сам Господь посылает меня к вам, — перебил ее суровый голос.

На пороге молельни стоял дон Сульпиций; он часто приходил сюда, чтобы читать королеве священные книги, хотя в такой час это случалось редко.