Целиком и полностью - Камилла Деанджелис

холодным»? Ладно, вставай уже.

Он воткнул нож в дверь за моей спиной.

– У меня и без того довольно хлопот. Не хочется добавлять к ним новые.

Салли прошел за мной в комнату Керри-Энн, закрыл дверь на замок и толкнул меня к кровати. Я не удержалась от того, чтобы заглянуть ему через плечо, но надежды не было. Ли вернется только через несколько часов. Солнце уже клонилось к горизонту, в комнате сгущались тени.

– А теперь послушай: еще раз глянешь на дверь, и я располосую тебя с ног до головы, усекла?

Я кивнула. Зачем ему вообще нож? Сатурн никогда не пользовался ножом.

Салли развернул ко мне стоявший за столом стул и уселся, после чего принялся выковыривать ножом грязь из-под ногтей, бросая кусочки земли и засохшей крови на пол.

– Уже второй раз твой ухажер не рвется тебе на помощь, – усмехнулся он. – Вот тебе и ухажер.

– Он может прийти в любую минуту, – сказала я.

– Не-а. Я об этом позаботился.

Мне вдруг стало жалко Салли. Казалось, он не заглядывал в зеркало лет сорок. Еще я вспомнила, как мама заботилась обо мне и защищала меня. Салли не знал, что значит быть любимым – по крайней мере, ему точно недоставало любви.

– То есть ты убил его? – спросила я.

Салли рассмеялся.

– Перерезал глотку. Пополдничал, так сказать.

Он врал. Хотя надеяться на это не стоило.

– Ты проследил за мной до дома Трэвиса? А потом следил, когда я…

– Да заткнись ты уже, мисси. Ничего ты мне больше не скажешь, разве что будешь молить о пощаде, пока я тебя не прикончу.

Он поморщился, потерев рукой затылок с ужасным синяком, похожим по цвету на гнилую часть персика, с неровным шрамом в том месте, куда угодил угол приза. Волос у него на голове было меньше, чем пару месяцев назад.

– Крепко ты приложила меня, с тех пор я так до конца и не поправился. Забываю все: где был, что делал. Иногда даже зрение теряю. Днем голова начинает кружиться и разламываться, хуже чем раньше.

– Надо было оставить меня в покое. Ничего бы не случилось.

Он почти ткнул в меня ножом.

– А если бы ты заткнулась и не стала лягаться, то сэкономила бы нам кучу времени и сил.

Ну что ж, в этом он был прав.

Салли вернулся к своему занятию – выковыриванию грязи из-под ногтей.

– Знавал я одного человека, – сказал он как бы между прочим. – Съел свою мамашу. Наверное, похвалиться хотел или запугать. Но я никого и ничего не боюсь. Даже мужика, который съел собственную мамашу.

– А Ли, похоже, съел своего отца, – сказала я. – С тобой-то он точно справится.

Глаза деда сверкнули в тени.

– Ты что, не слушаешь меня, мисси? Разве я тебе не говорил, что все так делают?

Вдалеке, в конце коридора, хлопнула дверь, послышались размеренные приближающиеся шаги.

– Ты знаешь, что будет Салли. Ты можешь съесть меня, но потом он съест тебя. Вот что он делает. Он ест людей, без которых мир станет лучше.

В двери повернулся ключ. Дверь дернулась, но задвижка мешала ее открыть.

– Марен? Марен, ты там?

Окинув меня хмурым взглядом, Салли провел рукой по остаткам волос.

– Сказать ему, что ты здесь? – спросила я.

Странно, но мне почему-то вдруг стало спокойно, хотя я знала, что он может пырнуть меня ножом в любую секунду. Тем временем Ли возился с дверью – я слышала скрип его ботинок и скрежетание металла о металл.

– Сейчас он откроет, – сказала я. – Он здорово разбирается со всякими замками.

Ну все, сейчас или никогда. Когда Салли набросился на меня, я была готова и крепко вцепилась ему в руку, как бы отстраненно наблюдая за тем, как он сжимает рукоятку ножа, пытаясь ударить меня по руке.

– Я иду, Марен!

Я отпустила руку Салли в последнюю секунду, и он повалился на кровать, воткнув нож в подушку. Я бросилась ему на спину, вырвала нож, и в то же мгновение щеколда поддалась и дверь с грохотом распахнулась. Салли повернулся и посмотрел на Ли удивленно и почти с испугом. Он вдруг показался слишком слабым для человека, который выслеживал меня столько времени.

Ли едва взглянул на меня; он захлопнул за собой дверь и схватил за руку Салли. Я отпустила его.

– Подожди в ванной, – сказал Ли.

Я подбежала к двери и задвинула защелку, а Салли сказал:

– Обожди-ка минутку, сынок…

А Ли сказал:

– Не называй меня «сынок».

Я залезла в ванну, задвинула занавеску и так крепко прижала ладони к глазам, что увидела искры. Прошло минут семь. Теперь мне ничего не грозило. Ну, почти ничего.

Наконец Ли постучался в дверь ванной.

– Можно войти?

Я не ответила, но он все равно вошел. Присев на колени у ванны, он сдвинул занавеску.

– Все хорошо?

Он обвил меня рукой. Я почувствовала его дыхание, и меня едва не вырвало.

– Извини, – сказал он. – Сейчас почищу зубы.

– Он сказал, что разобрался с тобой.

– Я удивлюсь, если он хоть раз в жизни сказал правду.

Я подняла голову.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Он легонько потянул меня за руку.

– Давай вылезай из ванны.

Ли помыл лицо и руки и воспользовался зубной щеткой Керри-Энн, а я прошла обратно в комнату. В ней и раньше было не особенно уютно, но сейчас, после того как Ли стянул с кровати простыни и набросил толстое одеяло Керри-Энн прямо на голый матрас, она стала еще меньше похожей на дом. Я свернулась калачиком у спинки кровати. Краем глаза я заметила желтую пластиковую сумку с завязанными ручками, в которой лежали человеческие останки. Если моего деда можно было назвать человеком.

Ли вышел, сел на стул и потер глаза.

– Поверить не могу, что едва не потерял тебя, – сказал он.

– Почему ты вернулся раньше?

– Просто почувствовал, что надо. – Он пожал плечами.

Из шкафчика с приоткрытой дверцей что-то торчало. Похожее на веревку. Значит, Салли оставил свой рюкзак здесь, прежде чем прийти за мной в библиотеку.

Ли увидел, на что я смотрю, встал, подошел к шкафчику, распахнул дверь и взял в руки веревку из волос.

– Это что еще такое?

Веревке словно не было конца, она все тянулась и тянулась. У Ли было такое выражение лица, будто он вытащил отрезанный палец из салата на званом ужине, как будто он сам не был едоком.

Веревка виток за витком падала на линолеум. Невозможно было поверить, что она настолько длинная. Как будто Салли ничего больше в рюкзаке и не хранил.

– Блин, –