Эволюция Кэлпурнии Тейт - Жаклин Келли

– Не смог доверить телеграмму никому из разносчиков.

– Спасибо, мистер Флеминг.

– Не поймите меня неправильно, они хорошие ребята, иначе я не стал бы держать их на службе, но иногда они могут отвлечься, вот я и решил…

Тут вмешалась мама:

– Мистер Флеминг, может, вы наконец отдадите телеграмму капитану Тейту?

– Да, мэм, конечно, мэм.

Он запустил руку в сумку и извлёк телеграмму.

– Вот она. Из самого Вашингтона. Да, сэр. Не ближний свет.

Миссис Пертл легонько вскрикнула и схватилась за грудь. Мы все смотрели на конверт как загипнотизированные. Дедушка выступил вперёд, и телеграфист отдал ему конверт.

– Благодарю за труды, мистер Флеминг.

Дедушка пошарил в жилетном кармане в поисках монетки, но телеграфист её отверг.

– Я не приму от вас вознаграждения, капитан Тейт. Нет, сэр. Всегда к вашим услугам, сэр.

Он лихо отдал честь и прищёлкнул каблуками.

– Очень любезно с вашей стороны, – отвечал дед и, увидев, что мистер Флеминг всё ещё стоит навытяжку, скомандовал: – Вольно.

Это слегка разрядило обстановку. Мы смотрели на дедушку, дедушка смотрел на телеграмму.

– Ещё раз спасибо, мистер Флеминг! До свидания, дамы!

Дедушка отвесил поклон маме и миссис Пертл. Зажав телеграмму в руке, он повернулся и вышел. Мы, все четверо как один, так и застыли с открытыми ртами. Возмутительно! Несправедливо! Такая телеграмма раз в жизни бывает, и мы не узнаем, что в ней? Невыносимо! Как дедушка мог так поступить с нами? Особенно со мной.

– Кэлпурния, – позвал он из коридора, – ты идёшь?

Секунду я не могла двинуться с места, потом, собравшись с силами, рванула за ним – и плевать на хорошие манеры. Я догнала его у двери в библиотеку. Дедушка молча отпер дверь, и мы вошли. Камин не горит, в комнате зябковато. Зелёные бархатные портьеры раздвинуты, чтобы впустить неяркое зимнее солнце. Дедушка садится за стол. Смотрит торжественно и одновременно нетерпеливо.

– Принеси-ка лампу.

Дрожащими руками я зажигаю лампу. Что, если ответ – «нет»? Кто мы тогда? Выживший из ума старик и глупая девчонка. А если да? Мы станем знаменитыми? Известными? Нас ждёт успех? Нас причислят к бессмертным? Что лучше – знать или не знать? Он всё равно меня не разлюбит. Правда ведь? Я сидела на верблюжьем седле и мечтала, чтобы дедушка вообще не читал телеграмму.

Он внимательно рассмотрел белый конверт. Взял нож из слоновой кости и аккуратно вскрыл конверт. Телеграмма – просто сложенный лист бумаги. Дедушка протянул его мне.

– Прочти вслух, дитя моё.

Руки трясутся. Разворачиваю и читаю, запинаясь на длинных словах.

Уважаемые профессор Тейт и мисс Тейт! Мы, члены Комитета по систематике растений Смитсоновского института, рады сообщить, что после долгих исследований и тщательной проверки мы пришли к выводу, что вы выделили новый, ранее неизвестный вид горошка. Класс Dicotyledon; порядок Fabales; семейство Fabaceae; род Vicia. Как правило, виду присваивается название по имени того, кто первым его описал, или любое название по его выбору, если только это название уже не используется. Можем ли мы, в согласии с обычными правилами систематики, порекомендовать название Vicia tateii? Вы, впрочем, можете предложить иное название. Выбор за вами. Институт поздравляет вас с замечательным открытием. С научным приветом, всегда ваш, et cetera, Генри С. Лариви, Председатель Комитета по систематике растений.

Я бережно сложила листок и подняла глаза на деда. Он сидел совершенно неподвижно и смотрел в пространство. Надо срочно что-нибудь сказать, но что? В комнате было тихо, только вдалеке выла собака. Это Матильда демонстрировала свой уникальный переливчатый зов. Странно, что в такую минуту я обратила внимание на собаку. В кухне грохотали кастрюли, хлопнула деревянная рама сетчатой двери, два брата устроили потасовку в прихожей. Из гостиной послышались звуки фортепьяно – простой, привязчивый мотив. Это Гарри засадили сыграть гостям. Музыка вернула дедушку обратно на землю. Какой у него грустный, задумчивый взгляд.

– Да, – произнёс он.

– Да? – я не знала, что ещё сказать.

Через минуту он продолжил:

– Это Шопен. Всегда любил эту вещь. Знаешь, Кэлпурния…

Он замолчал.

– Да, дедушка?

– Знаешь…

– Да, дедушка?

– Всегда любил. Больше всего остального.

– Я не знала.

– Называется «Капли дождя».

– Я этого не знала.

На заднем крыльце Виола звонила в колокольчик. Скоро она ударит в гонг в прихожей.

Дедушка не обратил внимания на призыв к ужину.

– Остаётся решить одно – как прожить недолгий срок, который нам выпал.

Интересно, почему он ничего не говорит о телеграмме? Жалко, что сейчас зазвучит гонг. Ужин – это просто ужин. Ужин может и подождать. По правде говоря, мы имеем право сидеть тут хоть до завтра. Я оглядела библиотеку. Книги, броненосец, заспиртованные животные.

– Дедушка!

– Что?

– А телеграмма?

– Что телеграмма?

– Ну…

Виола ударила в гонг. Всегда не вовремя. Ненавижу!

– Ты хочешь что-нибудь спросить?

– Нет, – тихо сказала я, – наверно, ничего.

– Что тебя беспокоит?

– Ничего, но…

– В мире так много вещей, которые надо узнать, а нам отпущено так мало времени. Я уже стар. Думал, вообще не доживу.

Я подошла к нему. Хотела отдать телеграмму, но он возразил:

– Оставь у себя. Вложи в Дневник.

Я сунула листок в карман передника и обняла дедушку. Он тоже меня обнял и поцеловал. Мы немножко постояли, прижавшись друг к другу, пока не раздался неотвратимый стук в дверь.

Я-то надеялась на праздник. Флаги, угощение, конфетти. Я ждала, что нас будут носить на руках. Но дед не сказал ни слова. Весь ужин я сидела ни жива ни мертва. Что со мной не так? Почему я не радуюсь в счастливейший день моей жизни? Да и в жизни дедушки тоже.

Мама то и дело поглядывала на деда, улыбалась, поощрительно кивала, стоило ему поднять голову от тарелки. Предоставляла ему все возможности рассказать о редкостном известии. Но он только еду себе подкладывал. Перешёптывание, понимающие взгляды – братья поняли, что дело нечисто.

Ужин заканчивался. Сан-Хуана убирала десертные тарелки. Дедушка подошёл к буфету и плеснул себе добрую порцию портвейна. Он поднял стакан и подождал, пока все не успокоятся и не посмотрят на него. В бокале отразился свет свечи, и рубиново-красный отблеск пробежал по дедушкиной бороде.