Аргентина. Квентин - Андрей Валентинов

Столик встретил гостей не слишком радушно. Трое молодых людей (модные пиджаки в клеточку, тросточки, усики) лениво кивнули, забыв представиться. Перри решил не настаивать. Если господин Сиверс походил на шулера, то эта публика годилась разве что ему в подручные — и то исключительно на экране. Иное дело — дама.

Совсем иное!

…Смуглое восточное лицо, тяжелые брови, чувственный рот, острые стрелки-складки у носа. Высокий лоб, широкая сильная шея. Диадема, колье, белый бриллиантовый блеск. Черное платье, густые темные волосы.

Взгляд… Стена и омут, не подпускает и все равно манит.

— У меня очень длинное имя, юноша. Прочтите его на афише. Друзья зовут меня просто — Кирия.

Протянула руку ладонью вниз, на среднем пальце неярко блеснул большой фиолетовый камень. В фильмах про высший свет такие руки надлежало лобызать, причем непременно с поклоном и расшаркиванием. Уолтер скис, но вовремя вспомнил совет одной своей случайной подруги, отнюдь не официантки. Если не хочешь слюнявить чужое запястье…

…Ладонь к ладони. Слегка пожать кончики пальцев…

Яркие полные губы дрогнули.

— Скромное обаяние провинциала! Сегодня вечером я выступаю, приходите. Кстати, я певица. Об этом, вероятно, знает весь мир, кроме… Вы из какого штата?

Трое молодых людей услужливо хихикнули, и Уолтер понял, что самое время исчезать. Но Кирия внезапно встала, резко, рывком. Шагнула ближе, взяла за руку.

— Приходите, мистер Перри. Я знаю про белые лилии и соболезную. Одна песня — ваша. Какую арию предпочитаете?

Уолтер даже не стал раздумывать.

— Танго «Аргентина», если можно. Все три куплета.

В темном омуте блеснула укоризна.

— Я оперная певица, юноша. Лирико-драматическое сопрано. Но поскольку вам это ни о чем не говорит… «В знойном небе пылает солнце, в бурном море гуляют волны…» Приходите! И обязательно позовите этих веселых небритых самоубийц.

Уолтер охотно кивнул, но тут же вспомнил швейцара-тореадора.

— Здесь можно взять костюмы напрокат, — негромко подсказала княгиня Марг. — Парикмахерская на первом этаже.

Кирия недовольно фыркнула:

— Ни в коем случае! Как говорят у меня на родине, настоящий мужчина должен быть свиреп, волосат и… не пользоваться одеколоном.

Трое с тросточками послушно рассмеялись.

Ха! Хе! Хи!

* * *

— Восхитительные женщины! — уныло молвил Сиверс. — Если бы не дела! Если бы у меня был новый фрак с манишкой! Я помню первый, самый первый концерт госпожи Кирии! Ох, простите за тавтологию, «кирия» — и есть «госпожа». Ах, эти гречанки!..

Встрепенулся, скользнул взглядом по бумагам на столе.

— Увы, какая проза!.. Господин Перри, насколько вы знаете историю России?

— Вероятно, не хуже, чем вы — историю штата Теннесси, — рассудил молодой человек. — В школе мне объяснили, что в России правил жестокий Tzar, который обижал евреев. Но это было давно.

Эмигрант покивал, вздохнул безнадежно.

— Ну естественно! Чего еще ожидать? Но про Колчака вы, надеюсь, слыхали?

На это бывший сержант ответил без запинки.

— Конечно! Колчак — это собака, талисман 27 пехотного полка[60]. Наш капитан был как раз оттуда.

Сиверс открыл рот, захрипел, с трудом выдохнул.

— С-собака? Господин Перри, где тут можно заказать водки? Или коньяку или чего угодно… Стопочку, не больше. А я вам постараюсь рассказать все как можно проще.

Уолтер проникся и сделал знак портье.

* * *

Итак, в России правил Tzar. Он был добрым и хорошим, за что его любили все, кроме горсточки негодяев, в основном поляков и сифилитиков. Мерзавцы бессовестно обманывали простой и наивный народ, пытаясь доказать, что ему, народу, живется очень плохо. Разумеется, все было наоборот, и доброму Tzar'ю приходилось, скрепя сердце, сообразно наказывать негодяев, а заодно и заблудших, что ступили на опасный путь.

В апреле 1892 года в Москве был арестован молодой инженер Михаил Бруснев, один из первых социал-демократов России. Мягкосердечный Tzar, изъявив высочайшую милость, не стал его сурово карать. Лишь пожурил слегка, отеческой дланью отправив на несколько лет под замок, чтобы одумался, после чего сослал в Sibirea. Не слишком далеко. Во всяком случае, родиола розовая и остролодочник путоранский там произрастали.

Начало нового века Михаил Бруснев встретил на Новосибирских островах. Севернее были только льды и полюс.

В первых числах августа 1903 года в зимовье к Брусневу наведались нежданные гости. Лейтенант Александр Колчак и несколько матросов спешили на помощь сгинувшему где-то на острове Беннеттта барону Толлю.

В марте 1935 года тяжелобольной пенсионер Бруснев поставил последнюю точку в своих воспоминаниях. Обыск последовал уже на следующий день, но рукопись успели передать верным людям. Из трех машинописных копий через границу удалось переправить одну.

* * *

— Вероятно, я что-то не понял, — рассудил Уолтер. — Господин Бруснев — революционер. Царя свергли, революционеры победили. Почему же его преследует ваше ГПУ?

Эмигранта передернуло.

— ГПУ, извините, не мое. Но сейчас в России и в самом деле бывших революционеров давят, как клопов. Господин Сталин, кажется, взялся за ум… Давайте не углубляться в политику, господин Перри. К концу жизни Бруснев отбросил иллюзии и на очень многое стал смотреть иначе. А главное, он не хочет, чтобы его тайна умерла вместе с ним.

Молодому человеку живо представилась карта тропического острова с большим черным крестом посередине.

— До сих пор не догадались? — поразился Сиверс. — Тогда слушайте… Лейтенант Колчак — тот самый «К» — прибыл на остров Беннеттта и не нашел там барона Толля. Он искал его на юге, между островом и Сибирью. Потом уже решили, что Толль и его спутники погибли во время перехода через льды. Колчак вернулся ни с чем… А через несколько дней на остров Беннеттта пожаловал Бруснев. Интересно?

Перри охотно кивнул. И в самом деле, прямо как в кино.

— Раньше Бруснев попасть туда не мог. Он был на зимовье один, ждал местных охотников. Дождался — и решил догнать Колчака. Опоздал, разминулся и принялся сам обследовать остров. Но в отличие от Колчака, он смотрел на север. Почти всегда там клубится туман, это место называют Великая Сибирская полынья. Но в тот раз тумана не было.

Эмигрант залпом допил остаток из рюмки.

— Неужели не поняли? Михаил Бруснев открыл Землю Санникова!

Если он и рассчитывал на какой-то эффект, то ошибся. Посланец Фонда Фаррагута, откинувшись на спинку мягкого кресла, подавил зевок.