Обольститель и куртизанка - Анна Кэмпбелл

Горькая обида мелькнула в ее глазах.

— Ты упиваешься тем, что сумел заставить меня испытать наслаждение, ведь это не удавалось никому до тебя. Вот что ты называешь любовью, — зло усмехнулась Оливия. — Это питает твое непомерное тщеславие.

О, его возлюбленная была отнюдь не глупа. Она хорошо знала, куда вонзить нож. Каждое слово Оливии будто срезало с него кожу, причиняя неимоверную боль.

Сердце Эрита глухо заколотилось. Холодное отчаяние сдавило грудь. Ему потребовалось мучительное усилие, чтобы скрыть горечь.

— Ты думаешь, я воображаю себя благородным рыцарем, а тебя беспомощной жертвой?

— А разве нет?

Нетерпеливым движением Эрит сбросил узкий черный фрак и швырнул на изящный резной табурет. Его душило волнение.

— Да.

Этот простой ответ привел Оливию в замешательство.

«Ох, Оливия, дорогая моя…»

Оливия задыхалась от бессильной ярости: Эрит разрушил броню, которой она себя окружила. Прочный кокон бесчувственности, хорошо знакомый самому графу. Вот только сердце, надежно скрытое под толщей льда, медленно умирало.

Прекрасное лицо Оливии залила бледность.

— Я не останусь здесь, — прошептала она неподвижными губами.

— Останешься. — Эрит начал расстегивать жилет. К нему стала возвращаться уверенность, медленно, словно вязкий сладкий сироп, растекающийся по жилам. С Божьей помощью он выиграет эту битву. — Если бы ты действительно хотела уйти, ты бы давно это сделала.

— Мы заключили пари.

— Дьявольщина, ты осталась не из-за проклятого пари. Довольно изображать, как тебя заботит, этот чертов спор. Этим ты никого не обманешь. Даже саму себя, хотя, надо признать, ты изрядно старалась.

От этих резких слов лицо Оливии словно окаменело. Эрит хмуро ожидал, что она начнет спорить, однако она только гордо вздернула подбородок.

— Если не ради пари, то почему я здесь? — В ее голосе слышался едкий сарказм. — Ради твоих прекрасных глаз?

— Я знаю, почему ты осталась. — Эрит сорвал с себя тяжелый французский, шелковый жилет и швырнул на табурет поверх фрака. Потом сделал глубокий вдох, набираясь храбрости, и бросился с головой в омут. — Ты осталась, потому что любишь меня.

Оливия громко рассмеялась. Издевательский, презрительный смех прокатился по комнате, эхом отдаваясь от стен.

— Твоя самонадеянность не знает границ. Я не люблю мужчин. Я беру их к себе в постель, потакаю их капризам, но презираю их. — Насмешливое выражение ее лица сменилось гримасой отвращения. — Всех без исключения:

Эта бесстрашная женщина испытывала боль, Эрит с радостью облегчил бы ее страдания, но это было не в его власти. Если для ее спасения потребуется изрезать в лоскуты его сердце, значит, так тому и быть, с мрачной решимостью заключил граф.

Ему отчаянно хотелось сжать ее в объятиях. Но прикоснуться к ней сейчас было бы великой ошибкой. Оливия трепетала как натянутая струна, готовая лопнуть от неосторожного касания.

— Ты не презираешь Перри. Не презираешь Лео. — Эрит замолчал, заметив искорки неуверенности в прекрасных глазах Оливии. — И ты не презираешь меня.

— Нет, презираю, — нерешительно возразила Оливия.

— Лгунья. — Стянув рубашку, он отбросил ее в сторону.

— Довольно, лорд Эрит. — Грациозным движением, подхватив юбки, куртизанка направилась к двери. Гордая, прямая, дерзкая, она походила на королеву, шествующую на гильотину.

Бесконечно одинокую королеву.

Когда Оливия поравнялась с Эритом, он поймал ее за руку. Ему не хотелось просить, но в его голосе помимо воли звучали умоляющие нотки.

— Не убегай только потому, что ты боишься, Оливия.

— Я не боюсь, — гневно выпалила она. В глазах ее, устремленных на графа, застыл ужас.

— Оливия, я тоже боюсь. — Вся гордость лорда Эрита восставала против этого признания. — Не уходи.

— Больше никто не будет управлять мной, — вскричала Оливия, отчаянно пытаясь вырваться. — Я никогда не доверю свою судьбу мужчине. Я поклялась себе в этом в пятнадцать лет и ни разу не нарушила клятву.

На краткий миг Эриту показалось, что он смог бы найти слова, чтобы убедить ее остаться. Смог бы уговорить ее признаться себе в своих чувствах. Но, как ни горько было сознавать это человеку, чье оружие — слово, Оливия не желала его слушать.

А возможно, слова были здесь бессильны.

Его охватило отчаяние. Извиняющимся жестом он пожал плечами, выпустив руку Оливии. Он знал, что значит для нее свобода. Он никогда не позволил бы себе навязывать этой женщине свою волю. Вдобавок принуждением ничего не добьешься. Ему не нужна была любовь, вырванная силой.

— Тогда уходи, — хрипло произнес Эрит. Оливия вскинула на него удивленные глаза.

— Ты мне не позволишь.

— Разумеется, я тебя не держу. Ты свободна.

— Да, я свободна. — Голос Оливии звучал до странности неуверенно.

И снова Эрит узнал в ее чертах ту юную девушку, которой она была, пока этот жестокий мир не погубил ее невинность.

Граф отступил от двери, чувствуя, как все его мечты разбиваются вдребезги. Всего несколько мгновений назад он надеялся победить боль и страх Оливии, а теперь потерял ее. Горечь, как яд, разъедала его изнутри.

И все же Оливия не уходила.

И еще она не стала отрицать, что любит его. Безумная надежда зажглась в его душе. Эриту потребовалось все его мужество, чтобы проверить свою догадку.

Вытянув руку, он толкнул дверь.

— Прощай, Оливия.

— Ты настаиваешь на полном моем поражении? Граф заговорил немного резко, не в силах скрыть волнение.

— Любой, кто увидел бы нас в эту минуту, убедился бы, что я стою перед тобой на коленях, так что можешь торжествовать: ты победила.

— Так я выиграю сражение, если уйду?

Она нарочно делала вид, что не понимает Эрита. «Что ж, еще посмотрим, чья возьмет». Граф шире распахнул дверь.

— Если ты в это веришь, уходи.

Оливия уставилась ничего не видящим взглядом на открытую дверь. Казалось, душа ее покинула тело.

Она медленно шагнула к двери.

Сердце Эрита внезапно замерло. Черт, черт, черт! Проклятие! Безрассудная попытка удержать Оливию провалилась.

Еще один шаг. Сейчас она выйдет в коридор. Потом покинет дом. И его жизнь.

Руки Эрита сами собой сжались в кулаки, ему едва удалось подавить мучительное желание вернуть Оливию. Он понимал, что не должен применять силу. Слишком много мужчин в ее жизни поступали так.

— Это хитрая уловка, — заявила Оливия с таким видом, будто обвиняла Эрита в убийстве. — Ты последуешь за мной.