Пророк смерти - Крис Карлден

Эрленбах помассировал себе виски. Он выглядел измученным и, похоже, раздумывал, с чего начать.

– То, что мы делаем, мы делаем во имя Бога. Это оправдывает нарушение пятой заповеди.

Бен полагал, что Михаэль Рубиш, если его воспитывали эти психи, думал примерно так же.

– Это касается только человеческих отбросов, подонков, которые заслужили смерть. Мы оберегаем добродетель от греха. Бог уже более двадцати лет помогает нам искоренять зло на земле. Он оберегал нас, так что никто нас никогда даже не подозревал.

Бен понятия не имел, сколько же видео за двадцать лет успели снять Эрленбах и Рубиш. Незаметно он тянул за цепь вбитого в стену железного кольца. Но тот сидел прочно и ни на миллиметр не сдвигался. Бен начинал паниковать. Он не мог вынести, что его насильно удерживают здесь, в то время как Николь и Лиза находятся в руках Михаэля Рубиша. Оставался единственный шанс – как-то убедить Бертольда Эрленбаха и Марлен Рубиш отпустить их. Но как? Другой мучительный вопрос не давал ему покоя. Почему Михаэль Рубиш повесил эти убийства именно на него? Где связь?

– Но почему вы это делаете? Почему вы считаете, что в интересах Бога, чтобы вы убивали людей и снимали это на видео? – продолжала допытываться Сара.

Эрленбах долго смотрел на нее. Его взгляд был непроницаемым, но Бен все равно чувствовал, что внутри у мужчины все клокотало.

– Такое решение далось нам нелегко. В конце концов мы пришли к выводу, что Господь требует этого от нас. Это была Его воля. А причина кроется в событиях тридцатилетней давности. Фильмы не были нашим решением. Это пришло намного позже.

Он бросил на Марлен грустный взгляд. Она кивнула. Наконец он начал рассказывать:

– Уже более тридцати лет Марлен моя экономка. У нее был маленький сын. Его звали Габриэль. Отец умер, когда малышу было три года. Она часто брала мальчика с собой на работу, он хотел стать церковным служкой. Я привязался к нему как к родному ребенку.

На этом месте Эрленбах сделал паузу. Марлен Рубиш закрыла глаза и тяжело дышала. Видимо, оба все еще не смогли оправиться от тех событий. Затем Эрленбах продолжил дрожащим голосом:

– Когда Габриэлю было шесть лет, его похитили, изнасиловали и убили. За преступление был осужден один умственно отсталый больной. Марлен и я пребывали в глубоком горе, но смирились, что такова Божья воля. – Эрленбах снова замолчал и посмотрел на Марлен, которая ослабела и казалась очень ранимой. – Через три года после суда над мнимым преступником ко мне на исповедь пришел мужчина и признался в убийстве маленького мальчика. Как выяснилось, тот ребенок был Габриэль. Мужчина не знал, кто я. Он хотел отпущения греха. Еще в исповедальне я боролся с яростью и потребовал, чтобы в знак своего настоящего раскаяния он предстал перед мирским правосудием. Но он отказался. Чем пойти в тюрьму, он лучше будет продолжать жить с этим грехом. Он даже оскорблял меня и угрожал убить, если я нарушу тайну исповеди. Когда он покинул церковь, я тайно последовал за ним до его дома. Я знал, что никому не могу об этом рассказать. Но за преступление в тюрьме сидел невиновный. Преступление, которое из-за этого навсегда останется безнаказанным. Через три дня после исповеди я решил сам восстановить справедливость. То, что убийца Габриэля пришел на исповедь именно ко мне, я расценил как знак свыше. Я рассказал об этом Марлен, и она разделяла мое мнение. Мужчину нужно было обезвредить, прежде чем он возьмется за старое и причинит еще больше горя. И однажды вечером мы позвонили в его дверь. Когда он открыл, мы набросились на него и вынудили написать признание. Затем усыпили эфиром и повесили на люстре в его гостиной. Все выглядело как самоубийство, и расследования не было, а несправедливо осужденный вышел на свободу. Зачем бы Господь послал именно мне, кто был Габриэлю как родной отец, убийцу на исповедь, если не хотел, чтобы я восстановил справедливость?

Бена шокировал рассказ Эрленбаха. Тем не менее он мог понять доводы, которые привел Эрленбах. Неправильно, что невиновный сидит в тюрьме, в то время как настоящий преступник безнаказанно разгуливает на свободе. Сара оправилась раньше Бена.

– Может быть, Бог просто хотел испытать вас, выяснить, умеете ли вы прощать, – предположила она.

Эрленбах помотал головой. Безумная улыбка заиграла на его губах, и Бену стало ясно, что священник уже давно отказался от земной жизни и теперь жил только ради своей божественной миссии.

– Нет, Бог знал о моих строгих консервативных убеждениях. Око за око, зуб за зуб.

Тут его перебила Марлен Рубиш:

– Мы решили установить в исповедальнях других церквей прослушивающие устройства и, узнав об ужасном преступлении, которое осталось безнаказанным, всегда совершали возмездие. Эта комната, которая уже в Средневековье служила монахам убежищем во время разбойных нападений на монастырь, была словно создана для нашего дела.

– О скольких людях, которые погибли здесь, мы говорим и как вы избавлялись от трупов? – хотела знать Сара.

– Иногда один в год, иногда три. Бывали годы, когда никому не приходилось здесь умирать. А что касается трупов… Чертово озеро рядом и очень глубокое.

– Но зачем вы снимаете убийства на видео и потом еще продаете эти фильмы? – спросил Бен. И какую роль играет Михаэль Рубиш, подумал он, но решил пока не задавать этот вопрос.

Теперь снова заговорил Эрленбах. Он выпрямился и произнес твердым голосом:

– За это отвечает Виктор фон Хоенлоэ.

На секунду Бену показалось, что он ослышался. Виктор?

Его удивление не осталось незамеченным Эрленбахом.

– Виктор учился в выпускном классе, когда однажды увидел, как мы с Марлен тайно притащили кого-то в это помещение. Неожиданно он появился в комнате и был восхищен тем, что мы делали. Он поклялся, что не выдаст нас, и считал наше дело справедливым. И мы снова убедились, что Бог на нашей стороне. Лишь несколько лет спустя он выдвинул нам свои требования. К тому времени он уже взял на себя руководство концерном, доставшимся ему от отца, и определял размер пожертвований, которые его компания выделяла монастырскому интернату. Он сказал, что мы можем сделать еще больше добра. Он будет продолжать спонсировать интернат и отчислять такие же суммы на благотворительные цели, например на опекунство, учреждение фондов и инвестиции в разные проекты помощи, благодаря которым в бедных странах будет спасено огромное количество людей. Но при одном условии – мы должны снимать на видео наши акты возмездия и передавать ему видеоматериалы. Если мы откажемся, он прекратит делать пожертвования монастырскому интернату. Мы выполнили желание Виктора, потому что его деньги многим дают шанс на достойную жизнь, а значит, наши старания восстановить справедливость и наказать зло несут еще больше добра.

Сара выдохнула. Бен тоже с трудом верил своим ушам. Его друг Виктор, которого, как ему казалось, он так хорошо знает, не только завел роман с Николь, но и продает видео с реальными убийствами. Эрленбах продолжил:

– Когда Михаэль подрос, чтобы понять, что мы делаем, мы посвятили мальчика в нашу тайну. Он тоже посчитал справедливым во имя Бога защищать общество от убийц, педофилов и насильников и привлекать их к ответу. В конце концов, сомнений в их вине не было. Они сознавались во всем в исповедальне, но искреннего раскаяния не выказывали. Поэтому эти люди должны были предстать перед мирским судом, хотели они или нет. В шестилетнем возрасте Михаэля отдали мне на попечение, потому что родители отказались от него. Но мы считали это судьбой и даром Божьим. У Марлен забрали единственного сына. А теперь у нее появился шанс снова получить ребенка, которому было столько же лет, сколько и Габриэлю, когда тот погиб. Так как из-за возраста Михаэля она не могла выдавать его за родного ребенка, он стал внуком, о котором она заботилась. Каждому, кто спрашивал ее, она рассказывала, что ее сын, отец Михаэля, вместе с женой погиб в автомобильной катастрофе. С тех пор Михаэль стал нашим ребенком, которого мы потеряли почти тридцать лет назад. Помимо Виктора фон Хоенлоэ Михаэль единственный, кто знает об этом подземелье.